Здесь живу только я

Из города в город по следу из белых звезд,
В ночи проезжая железнодорожный мост,
В надежде увидеть забытый с большим трудом
Тот самый, из детства, большой и красивый дом,

Ты смотришь, в уме выбирая одно из двух,
На снег за окном, или нет, тополиный пух,
На пар изо рта, или нет, сигаретный дым,
На пятна разбитых костяшек, и черт бы с ним,

Смотри на дорогу. Дорога излечит нас
От мыслей о смерти, от всех любопытных глаз.
В чернеющем воздухе нет ничего теплей
Плывущей в стекле акварели ночных огней.

На север, на запад, на юг, на восток, туда,
Где скоро от нас не останется и следа,
Где в пляске неоновых пятен бульварный джаз
Сыграет веселую песню о новых нас.

Не раз и не два горизонт обойдя кругом,
Мы снова увидим большой и красивый дом,
Тот самый, куда неизбежно приводит след,
Где все переходят дорогу на белый свет.

Ноябрь 1938 г

***

Все серо, кроме света желтых фар
И красного сигнала светофора.
Зима в России кончится нескоро.
С холодных губ уходят в белый пар,
Не прозвучав, обрывки разговора,
И дворник подметает тротуар.

А здесь живу не я. В моем окне
Я вижу не себя — но мы похожи.
Не мне колючий снег дерет по коже,
И голос, возникающий извне,
Бормочет без конца одно и то же,
С моим переплетаясь в тишине.

Не я иду в квартиру, где живу,
Не я лежу на собственной постели.
А тот, кому привычно в новом теле,
Одно твердит во сне и наяву:
О том, чего хочу на самом деле,
Когда смотрю на черную Неву,

У зеркала, вспотевшего едва,
Когда стою, придумывая строчку,
Застегивая белую сорочку
И запонки вдевая в рукава,
Когда смотрю в одну и ту же точку,
Когда болит наутро голова,

Когда на остановке на ветру
Пытаюсь прикурить, не сняв перчаток,
Когда я в разговоре тих и краток
И думаю, что это не к добру,
На скатерти оставив отпечаток,
Давлюсь холодным кофе поутру.

И красный светофор над головой,
И белый пар, и фразы между нами,
И дворник с поседевшими усами —
Надеюсь, что все это не со мной.

Все кончится закрытыми глазами
И тишиной.

Декабрь 1938 г.

КРАЙНИЙ

Давай-ка теперь
закопаем тебя
в самом центре шара земного,
глубже любых ископаемых тварей,
глубже любой самой древней могилы
и ада библейского.
Будем тебя вспоминать,
говорить и любить.
И с каждого нашего слова
ты будешь крутиться
со всей своей яростной силы,
будешь вращать нашу землю,
чтобы на ней пели птицы,
деревья цвели.

Ведь должен быть кто-то,
должен же кто-то,
должен же быть
хоть кто-нибудь
крайний,
последний,
невольно назначенный
осью Земли.

Май 1939 г.

***