Здравия желаем, товарищ Эрот!

– Дело простое. Я от имени партии рулевых, то есть тех, кто последовательно проводит в России демократические реформы, хочу вас предупредить. Вы – уникальный экипаж, единственный, улетевший с Земли еще при Грешневе. И в предвыборную компанию, а она начнется вот-вот, за вас будут драться все силы и движения. Но наиболее рьяно, конечно, коммуняки.

– Как же это – коммуняки?! – Моськин чуть не упал.

– Да их же вне закона объявили, – выдохнула Вера.

– Ох, милая, – повернулся в ее сторону Сашка, – вспомнила! Когда это было? С тех пор коммуняки, окрепли, перекрасились, и в этом году они победят на выборах. Будут управлять всем российским космосом. Но мы – рулевые – останемся в качестве мощной оппозиции, и сегодня просим вашей поддержки.

Да, они теперь все шестеро, включая комитетчика, Ярославского, готовы были против коммунистов выступать с кем угодно – последний вольный год не шел ни в какое сравнение со всей предыдущей жизнью. Но обсуждать детали предвыборной борьбы после такого странного заявления вице-премьера, было просто немыслимо. То есть как это – коммуняки победят? Ведь это же катастрофа. Конец света. О какой оппозиции может идти речь? Съедят они любую оппозицию! К чему же тогда было это все: путчи, войны, кризисы. Дефолты, прости Господи!…

Примерно такие вопросы и были обрушены на златокудрую голову Сашки Французова.

– Несмышленыши вы мои, – ласково проговорил юный всезнайка. – Да это же политика. Между словами и делами дистанция огромного размерами! Какая разница, кто себя как называет? Есть у нас один в Державной Мысли, либералом себя зовет, демократом, Худощинский его фамилия, а как-то сидим обедаем, он мне – шасть! – тарелку борща в морду. Ну, я не растерялся и тут же всю кастрюльку ему на башку и надел!..

И Французов радостно заржал, хотя никто из экипажа торгового судна так и не понял, к чему это он рассказывал.

Никодим в простоте своей так и спросил:

– Ты о чем говоришь-то?

– А вы о чем?

– А мы, если честно, – выступила вдруг Надя, – говорим и думаем прежде всего о себе. О великой России как-то уже надоело, тем более, что мы тут послушали радио «Татарская волна», и нам рассказали, что Россия давно уже не великая.

– Но, но! Это вы мне бросьте! – погрозил пальцем Французов. – Россия всегда великая.

– Ну и хрен с ней, – вяло согласилась Надюха. – Ты вот лучше объясни, с нами-то что будет при этих ваших коммуняках?

– Ничего не будет. То есть все будет хорошо. Можете спокойно возвращаться на Землю.

– Да пошел ты! Там же у вас импичмент сплошной, а теперь еще и коммуняки у власти.

– Вот вы и не поняли ничего! Коммуняки-то теперь совсем не те.

– Неужели и торговать при них можно будет нормально? – капитан почему-то начал с этого.

– А что, – улыбнулся Сашка, – при советской власти вы плохо торговали?

– Да в общем-то хорошо, – согласился Никодим, – но тогда все хорошее незаконно было.

– Ну, значит, вам не привыкать. Теперь – то совсем никаких законов не стало. Каждый живет как умеет.

– И при коммуняках?

– Ну, конечно.

– Не понимаю, – вмешался Эдик, – а как же Комитет?

– Да забудь ты про тот комитет, парниша! У сегодняшней конторы свои дела – шпионов ловить, с террористами разбираться, а идеология теперь никого не волнует,

«Ой ли!» – подумал про себя Эдик. А сказал другое:

– Ну, хорошо. А как же будет с сексом при новой власти. Мы не хотим чтобы опять всё запретили: бордели, порнуху, ночные клубы со стриптизом…

– А никто и не запретит. Я же говорю, это новые коммуняки. Они же теперь все православные.

– Погоди, как ты сказал?! – Надя начала дико хохотать.

И за нее договорила Вера.

– Я тоже не поняла. Православие как-то связано с порнухой и борделями?

– Ну, конечно, связано, ё-моё!

Французов разговаривал с ними, как с малыми детьми, не уставая искренне удивляться запредельной наивности.

– Коммунисты, которые отошли от одного из главных своих принципов – борьбы с опиумом для народа, также легко отойдут и от других, они теперь и с обычным опиумом не слишком-то борются, и против сексуальной свободы ничего не имеют.

– Ну, тогда наливай, парень, – неожиданно успокоился капитан Казанов, а может, он просто утомился от серьезных разговоров.

И все как-то дружно забыли, с чего они начали. Даже сам Французов, у него лишь одно возражение нашлось:

– Погодите, ребята, я ведь только с дороги, дайте отдышаться. Я даже вам девушку свою не представил. Еще, чего доброго, подумаете, будто я на ваших претендую!

– Ну, ты урод! – возмутился Моськин, окончательно переставая воспринимать Сашку Французова как третьего человека во всем россиийском космосе (точнее, второго, потому что первый – не совсем человек). – Ну ты урод! Ты это что же, девушку в шлюзовой камере томишь?!

– Братцы, помилуйте. У нас ведь серьезные переговоры были – какие тут девушки?

«Неужели и правда были? – дружно подумал весь бравый экипаж «Паруса… опять коммунизма, что ли? С православно-сексуальным лицом?» Во какое название красивое!

– Девушка там не скучала, – продолжал меж тем Сашка. – Я ей телевизор оставил с прямой трансляцией импичмента. Ну, ладно. Ждите, сейчас приду.