Здравствуй, Чапичев!

Еще раз мы встретились с Чапичевым на Кубани месяца через полтора на не остывающей от бомбежек железнодорожной станции. Но какая это была встреча! Мы ни о чем толком не успели поговорить. Над станцией только что пролетел «мессершмитт» — вражеский разведчик. Торопливо и несколько запоздало затарахтели наши скорострельные зенитки. На третьем пути стоял эшелон с войсками. Можно было не сомневаться, что через несколько минут появятся вражеские бомбардировщики. Дежурный в красной фуражке, размахивая жезлом, рысцой побежал к паровозу. В этот момент я и увидел Якова.

Он стоял у обшарпанного классного вагона и, придерживая рукой кубанку, смотрел на небо. Я бросился к нему.

— Уезжаешь, Яков?

— Да, перебрасывают нас.

Чапичев показался мне усталым, больным. Какие-то очень невеселые были у него глаза.

— Что с тобой, дружище? Ты болен?

— Нет, я здоров.

— Не нравишься ты мне.

Яков усмехнулся:

— Ну, что тебе я не нравлюсь — не страшно, а вот что Петру Сергеевичу не нравлюсь — это похуже.

— Неприятности?

— Есть такое. Видишь ли, Петру Сергеевичу не нравятся мои мысли. Ему вообще не нравится, что я думаю. У него любимая поговорка: «Индюк думал, думал, да и подох». Это, брат, не просто поговорка. В этом весь Петр Сергеевич. Ему все во мне не нравится: как я живу, как дышу, как смеюсь, как разговариваю, как смотрю на людей.

— Значит, «капает» на тебя?

— Да, пишет помаленьку: житие грешного замполита Якова Чапичева. И должен тебе сказать, что под его талантливым пером картина получается довольно неприглядная. Кое-кто верит его писаниям.

— А ты этим не шути, Яков.

— Какие тут шутки.

— Так что ж ты терпишь его «капанье»?

— А что делать? Я, видишь ли, не умею воевать на два фронта. Вот управимся с фашистами, тогда и с Петром Сергеевичем разберемся. Ну ладно, не волнуйся, живы будем, не помрем. Ты старушку, хозяйку мою, помнишь? Царство ей небесное, как говорится! До чего же глупая и слепая штука смерть. Прилетел немецкий бомбардировщик. Заблудился он, что ли, стервец, или скучно летчику стало, одну бомбу сбросил на станицу. Понимаешь, только одну, и надо же было — прямое попадание в ее хату. Ну, кому она мешала, эта старая женщина, кому?..

Паровоз дал протяжный гудок. Машинист торопился увезти состав от неизбежной бомбежки. Чапичев поднялся на ступеньку вагона. Я пошел рядом. Яков нагнулся ко мне и сказал шепотом:

— Похоже, что мы скоро двинемся на Крым. Встретимся в Симферополе, на улице Горького. Договорились?

— Договорились, — пообещал я.

Но в Крыму мы с Чапичевым не встретились. Я уехал из Симферополя 15 мая 1944 года, вскоре после того, как с Херсонесского мыса сбросили в море последнего оккупанта. Кажется, только в июле того года я прочитал в газете «Красный Крым» короткую заметку о встрече поэта-фронтовика Якова Чапичева с симферопольской молодежью. Друзья из Симферополя написали мне, что Яков приезжал в отпуск, но пробыл в Крыму очень недолго и снова уехал на фронт.

ДОКУМЕНТЫ БЕЗ КОММЕНТАРИЕВ

Я писал повесть, не располагая никакими документами о военной деятельности майора Чапичева. Только совсем недавно мне удалось ознакомиться с его «личным делом». Я сделал некоторые выписки. Вот они.