Единственное, что омрачало детскую радость Сурена, — это глубокая обида на Майкла Донована. После той истории с роботом, улавливавшим биополе, Акопян решил самостоятельно докопаться до истины. Он позвонил в Майами — и не застал Майкла. Электронный секретарь-автоответчик доложил, что мистер Донован в отъезде, вернется к такому-то числу и просит абонента назвать свое имя, а также, если необходимо, передать информацию, для чего отведено тридцать секунд… Сурену почему-то не захотелось представляться, он повесил трубку. Задним числом удивился: почему на пленке секретаря записан не голос Майкла, а какой-то чужой, правда, хорошо поставленный?.. Уже совсем было решил не звонить, даже Татьяне объявил об этом своем намерении — и все-таки не выдержал. Едва дождавшись указанной секретарем даты, набрал длиннющий ряд цифр. Донован оказался дома — завтракал перед тем, как ехать открывать павильон. Приветствовал Сурена радушно, весело, с шуточками: справился о делах, о здоровье, о «вашем замечательном полете»… И все-таки Сурен учуял недоброе. Бог его знает, можно ли действительно почувствовать за тысячи километров вибрации чужого биополя, но то, что в голосе, в тончайших его оттенках кроются очень важные сведения о человеке, — это факт. Только надо уметь слушать… Через полминуты Сурен не сомневался, что щебечущий Донован фальшивит. Ломает какую-то подозрительную комедию. Не был он раньше таким шумно-беспечным, нарочито-беззаботным. Зато присутствовали откровенность, серьезность… Разве не рассказал бы тот, прежний Майкл уже в первых фразах, где он пропадал почти месяц? А здесь — ни одного намека, будто вчера расстались…
Слушая трескучую болтовню этого странно обновленного Майкла, его плоские вымученные остроты, Сурен вдруг понял, что так и не задаст главный вопрос. Слишком, слишком было важно: имеет ли Донован отношение к системам суперробота на «Дэниэле Буне», улавливающим биоимпульсы? И если имеет — то почему, на каких условиях отдал свое изобретение хозяевам частного планетолета? Отчего промолчал об этом? Друг называется… Нет —
Но он в самом деле говорил с Майклом. Об этом свидетельствовали и голос, и смех, и любимые словечки, и целый ряд фактов, о которых знали только они двое. Значит, произошло некое страшное изменение. «Что поделаешь, если уж человек продается, то он продается до конца!» — мудро решил Сурен, окончил разговор обоймой улыбок, добрых пожеланий… и отключился.
Бортинженер долго ходил с тяжелым осадком. Но каково же было его «кавказское» негодование, когда Волновой откуда-то выкопал номер флоридской газетенки, где «известный мастер электронно-биологических чудес», «волшебник из Майами» Майкл Донован давал интервью по поводу своих автоматов! В этаком игриво-пренебрежительном тоне «волшебник» упоминал о своем знакомстве с советской делегацией: о том, как «русские, претендующие на равенство с нами в области техники», были «просто ошарашены» разноцветными игрушками павильона («вели себя, как малыши на ярмарке»), а «бедняга астронавт» Акопян ликовал, случайно выиграв кучу долларов…
Нет, подменили Майкла. Купили? Запугали? Теперь уж вряд ли когда-нибудь удастся узнать…
Но все второстепенные тревоги и заботы отступили перед напряженными буднями подготовки к полету.
…В один из коротких дневных перерывов Акопян пил крепчайший кофе под тентом летнего кафе в Звездном, рядом сидел Брэдшоу. Штурман предпочитал слабый кофе со сбитыми сливками, чем и заслужил от Сурена обвинение в «женственности».
— Э, бросьте! — хрипел Джеймс. У него были не в порядке голосовые связки, однажды при аварии космотанкера надышался испарениями химического топлива. — По-вашему, мужчина только тот, кто хлещет крепкие напитки, курит дешевые «термоядерные» сигареты и отказывается от сладкого? Вам бы родиться в Техасе…
— Шучу, — махнул рукой Сурен. — Сам люблю сладкое. И сигареты курю ароматизированные.
— Забавный вы народ — русские! — посмеиваясь в чашку, сказал Брэдшоу. — И похожи на нас, грешных, и вместе с тем какие-то особенные. Других таких в мире нет.
— Я, собственно, не русский… Я армянин.
— А, это все равно. Россией мы для удобства называем весь ваш союз наций. И в этом тоже ваше сходство с нами, американцами. Великий народ — всегда смесь из десятков и сотен малых. Рождается качественно новый сплав! И возникает национальный характер. Советский, американский. Нечто объединяющее…
— А что вы видите особенного в нашем характере? — спросил Акопян, не желая увязать в споре.