Здравствуй, Гоша

Каждый так интересно провел лето, что мне про свое рассказывать расхотелось. Я даже Темке шепнул: “Вот бы Марина Васильевна забыла меня спросить. Не охота болтать. Не о чем”.

Он глаза так вытаращил, что они у него чуть не вывались. Конечно, где ему меня понять. Вон и остальные очередь занимать стали, чтобы о том, как провели лето сообщить. Им не терпеться, им есть о чем остальным сообщить.

Нет, ну правда, вот что мне после них рассказывать?

В самом начале лета заболела моя бабушка. Сильно. Я слышал, как знакомый врач, дядя Женя, маме в коридоре тихо сказал: “Может и обойдется, но готовьтесь к самому худшему”.

Как будто к этому самому худшему можно так просто взять и подготовиться.

Почему вообще люди, особенно старые, болеть должны? Несправедливо. У них, можно сказать, жизнь только начинается. Вначале детьми были, после детского сада в школу пошли учится, потом в институт, потом работать стали. Тут жениться пора пришла и детей воспитывать. Еле-еле пенсии дождались, чтоб зажить свободно, наконец-то. А тут старость от куда не возьмись подкралась со своими болезнями несчастными.

Столько в мире всяких ученых, каких-то вымерших мамонтов изучают. А вот они – живые пенсионеры, их изучать надо. Когда уже эти исследователи придумают прививки от болезней. От старости тоже можно, заодно, изобрести вакцину, чтобы с началом пенсии молодеть. Ведь, чем моложе человек, тем меньше у него этих всяких болезней.

А так бы – вышел на пенсию, прививку от старости сделал и снова молодой, здоровый, отдыхай в свое удовольствие, жизни радуйся. Такие мысли мою голову теперь занимать стали.

В общем, бабушку из деревни к нам, в город, папа на машине привез. Ее почти сразу же в больницу направили. Операцию сделали и держать там стали. Дядя Женя сказал, чтобы на ноги поставить.

Маме и папе пришлось каждый день с бабушкой по очереди в палате сидеть. Отпуск сам собой отменился. Кому нужен отпуск, когда “самое худшее” с бабушкой может произойти.

Папа мне сказал:

– Ну что, Георгий, теперь ты в доме главный. Порядок сможешь поддерживать? Все хозяйство на тебе. Сам понимаешь.

Соглашаюсь, понимаю. А чего мне не смочь, в самом деле? Я и подметать умею, и яичницу жарить могу, и посуду мою, если припечет и чистых тарелок не найти. Даже компот сливовый варить научился. Теперь в этом деле профи.

Когда бабушку из больницы выписали, я стал ухаживать за ней – завтраками и обедами кормить, следить, чтобы она вовремя лекарства принимала, давление мерила. Да много чего еще.

Мне кажется, я до этого лета столько времени с ней никогда не еще проводил. И не говорил с ней тоже столько никогда.

Я бабушке рассказал такое, что даже маме с папой не рассказывал. Про друзей школьных Даньку и Артема. Про то, как мне Ирка понравилась, а я ей признаваться не хотел и вместо чего-то хорошего жвачку к учебнику по чтению прилепил. Она так расстроилась, когда это заметила, что забыла стихотворение. Марина Васильевна ее к доске вызвала, а Ирка только первое предложение произнесла и стала, как вкопанная. А потом говорил: “Не помню дальше”. А Марина Васильевна взяла ее учебник с парты, чтобы подать, напомнить Ирке текст. Тогда заметила, что он в жвачке. С удивлением глянула на Копылову, положила учебник обратно. Двойку ей не поставила, но очень выразительно и тяжело вздохнула, что уж лучше бы поставила.

Еще и Темка добавил не к месту: “Ну ты даешь Ирка. То же мне, отличница, пример для остальных. А на самом деле…У тебя что жвачки прямо из книги вырабатываются или изнутри?”

И все захохотали в классе, кроме меня, Ирки и Марины Васильевны.

Она тоже решила, что это Копылова жвачку жевала на перемене и к книге прилепила. Сказала ей, нахмурив брови: “Вот уж от кого-кого, Ирина, а от тебя я такого не ожидала. Жду стихотворения и бережного отношения к учебникам”.

А Ирка точно догадалась, что эта нелепая затея моих рук дело. Во-первых, я рядом сижу, а во-вторых ее учебник посмотреть брал. Якобы, сравнивал с моим, якобы в нем по другому задания расположены.

Догадалась, а меня не выдала. Просто пискнула в ответ учительнице: “Хорошо”.

Мне тогда впервые от своих глупых затей стыдно стало. Я прям почувствовал этот самый стыд. Противный он, тягучий, как остывший кисель. Лучше бы уж Ирка на меня пожаловалась. Меня б Марина Васильевна отругала, да и дело с концами.

А так, целый день я мучился от этого стыда. Что с ним делать – не уходил никуда. Данька с Артемом меня и так и эдак веселили, а все не то. Гляну, как Ирка мою мятную жвачку с картонной обложки соскребает и уши гореть начинают.

Ничего лучше, чем тихонечко, незаметно для нее, поменять Иркин учебник на свой я не придумал.

Извиниться за сделанное так и не решился. Думаю – извинюсь, так Данька с Темкой решат, что я не понятно кто. Перед девчонкой, да еще и отличницей Копыловой прощение просить за такое пустячное дело – ерунда. Засмеют еще как. А то и, чего хуже придумают, например, что я нее влюбился.

Иркин учебник, , я в мусорник соседнего дома выбросил. Не себе же его брать. Да и всем, включая Марину Васильевну, очевидно стало бы, кто автор жвачной истории.