Здравствуй, груздь!

– Как – зачем? Разве можно это так оставлять? И вообще, пусть знает, что за вас есть кому заступиться, что это за дела, «не беспокойтесь, мадам», и все! Возмутительно!

Она посмотрела на него с таким удивлением, что он и сам удивился.

– Вы действительно готовы пойти к этому Стрешневу?

– Конечно, в чем проблема? Может, мне он хоть что-то объяснит. Вы все-таки и вправду кулема, как можно было не настоять на более или менее внятном объяснении? Одно совершенно ясно. Стрешнев по фотороботу кого-то опознал. Вы фоторобот при нем составляли?

– Нет, – покачала головой Ангелина. – Но может, все-таки тот тип случайно оказался в баре?

– В баре – возможно, но к вам-то он под чужим именем являлся отнюдь не случайно. И мне это не нравится. Вы говорите, он настаивал, чтобы вы подали заявление?

– Ну да.

– Вот это странно. Ведь если бы вы все-таки его послушали, то вполне могли обнаружить, что он не тот, за кого себя выдает. Хотя он, вероятно, настаивал, так сказать, превентивно.

– То есть?

– Он каким-то образом узнал, что с вами случилось, и испугался, что вы пойдете в милицию и обман откроется, заявился к вам в расчете на то, что вы напишете заявление под его нажимом и ему же и отдадите.

– Возможно, однако, если бы я написала заявление, то вполне могла бы поинтересоваться его продвижением или как там это называется.

– Ну тут, вероятно, психологический расчет. Вы не хотели писать заявление, не верили, что это приведет хоть к каким-то результатам, а значит, вряд ли стали бы интересоваться.

– Господи, ну зачем все это?

– Мало ли… В наше время всякое бывает. Может, кто-то… Хотя нет смысла строить предположения. Я завтра же пойду в милицию и все выясню.

– Но этот Стрешнев может отказаться что-либо вам объяснять.

– Тогда я найду на него управу. У Дуськиного мужа есть дядя, он милицейский чин. На худой конец обратимся к нему.

– А Дуська – это кто?

– Сестра, младшенькая.

– Федя, вы все время приходите мне на помощь…

– Видно, так мне на роду написано.

– Мне давным-давно никто не помогал… Ну подруги разве что…

– Я буду и впредь помогать вам.

– Расскажите про сестру.

– А что про нее рассказывать? Она прелесть, у нее хорошая семья, муж, двое детишек, сын Федька и дочка Шурка, которая ходит в сад, говорит басом и частенько огорошивает родителей такими выражениями, как будто была не в детском саду, а в портовом кабаке.

– Должно быть, это забавно.

– Еще как забавно! Но отец впадает в панику и требует, чтобы Дуська забрала ее из сада.

Она хотела спросить, есть ли у него дети, но сообразила, что он в ответ может задать тот же вопрос, а говорить на эту тему она не желала ни с кем. Сегодня, когда она как безумная хохотала на улице над словом «кулёма», она вдруг ощутила странное освобождение, как будто с нее свалилась каменная глыба, которую она все эти годы таскала, сгибаясь под ее тяжестью так, что практически ничего вокруг не видела. А тут почему-то она вдруг смогла разогнуться, ощутить легкость и понять, что сможет жить дальше не только по необходимости. Она испытывала безмерную благодарность к этому человеку. Кажется, ему от меня ничего не надо, кроме меня самой. И это прекрасно… Но у него есть Мака, сравнения с которой мне не выдержать, ведь она так молода… Да не надо мне ничего, пусть он живет с Макой, любит Маку, заводит с ней детей, но только пусть он и в моей жизни присутствует. Мы же можем быть друзьями. Ерунда, что мужчина и женщина не могут быть друзьями, сущая ерунда. Пока был жив Юзик, я не чувствовала себя такой одинокой. Он помогал мне, он был настоящим другом… Но судьба и его у меня отняла. Он умер в тридцать семь лет от инфаркта. Никто даже предположить не мог, что у него больное сердце…

Они сидели молча, оба устали. В вагоне было не слишком тепло, она укуталась в свое пальто, замоталась платком, а он еще ласково обнял ее, и она уснула. Он тоже задремал, и оба не видели, что их пристально разглядывают.