Здравствуй, Ленин!

– Малыш, хватит ругаться. Ну, ушел из театра – делов-то. Иди лучше сюда. Давай сегодня устроим ночь любви. Ты будешь моей Инессой Арманд.

Карнаухов полез к жене, но та оттолкнула его и врезала оплеуху.

– Пошел вон, извращенец!

– Ну почему извращенец? – возмутился Карнаухов. – Это ролевые игры! Многим нравится.

– Ну, и иди к тем, кому все это нравится! Короче, с меня хватит! Между нами все кончено! Я подаю на развод!

Карнаухов принял трагическую позу:

– О, Боже! Нет, только не это! Я не вынесу такой утраты! Ты не знаешь, что ты для меня значишь! Я без тебя пропаду! Любовь моя, моя отрада, моя африканская ночь! – Карнаухов упал на колени. – Нет, я не могу отпустить тебя, я никогда себе этого не прощу! Как я буду жить?

– Прекрати паясничать, Карнаухов!

– О, жестокосердая, как можешь отвергать ты падшего, не подать руки страждущему?

Обнимает жену за бедра, пытается повалить на пол.

– Одну, всего одну ночь любви изгою… Ну, побудь сегодня Инессой Арманд, что тебе жалко что ли?

Жена вырывается.

– Все, Карнаухов! Нам нет места под одной крышей.

– Ну и черт с тобой! Уходи! Иди туда, откуда пришла! В тину пошлости и болото низменного бытия! Оставь меня, недостойная!

– Э, нет, Карнаухов. Это ты уйдешь. И прямо сейчас. Может ты забыл, но это моя квартира. Вещи твои я уже собрала! В коридоре стоят. Предупреждаю сразу: не уйдешь – вызову полицию.

Карнаухов, хлопнув дверью, с большим чемоданом на колесах, из которого торчали какие-то вещи, стал спускаться по лестнице.

– Я ухожу! Я не требую пощады! Я буду скитаться по свету, как Лир! О, неблагодарный мир! Ты еще вспомнишь обо мне!

9

Карнаухов шел вдоль набережной. Внезапно он увидел отблеск костра у кромки воды. Заглянув за парапет, он понял, что это греются бомжи.

– О, господа клошары! – воскликнул он. – Узнаете, кто я? Точно, я – первый признак белой горячки! Сам Ильич. Встал из мавзолея, чтобы лично поздороваться с вами. Надоело лежать, хочется выпить в хорошей компании.

Спустившись вниз, продолжил:

– Давайте выпьем, господа клошары! Я угощаю! Вот, у меня тут был где-то коньячок… И вообще – считайте, что с сегодняшнего дня в вашем полку прибыло!

Открыв чемодан, достал бутылку коньяку.

– Вот. Прямо как в пьесе Горького «На дне». «Мой органон отравлен алкоголем»! Ну, кто первый?

Карнаухов протянул бутылку и только тут заметил, что «клошары» как-то нехорошо переглядываются и начинают окружать со всех сторон нежданного гостя.

– Ты смотри, пальто хорошее, – прохрипел один.

– И денежки в карманах наверняка имеются, – отозвался второй.

Третий взялся за ручку чемодана.

– Эй, ты! – возмущенно воскликнул Карнаухов. – А ну пусти!

– Лучше отдай по-хорошему, – просипел «клошар».

– Ах вы, твари! Горьковские типажи гребаные! На, получай! – и Карнаухов обрушил бутылку на голову бомжа, держащего ручку чемодана. Второй получил в глаз кулаком, третий ногой в живот…

Карнаухов мчался по набережной, волоча за собой подпрыгивающий чемодан. Обитатели «дна» со злобными криками бежали следом. К счастью, этого делать быстро они не могли: сказывался не совсем здоровый образ жизни. Однако чемодан сильно тормозил Карнаухова, а бросить его ему было жалко. Видя, что преследователи не отстают, а напротив – приближаются, Карнаухов метнулся во дворы. Несколько раз свернул, увидел выселенный дом, вбежал в подъезд, поднялся по лестнице, распахнул дверь в какую-то квартиру и шагнул во мрак…

10

– А, черт!

В темноте слышались бормотание и ругательства Карнаухова. Затем щелкнула зажигалка, и вокруг тьма раздвинулась. Возникли элементы интерьера: старинные комод, стол… Похоже, в квартире все же кто-то жил. Держа зажигалку в руке, Карнаухов недоуменно озирался по сторонам.

– Что за ерунда…

В этот момент из соседней комнаты донеслось:

– Валентин Иванович! Это вы?

Карнаухов моментально выключил зажигалку и затаился. Пауза.

– Наверное, опять мыши. Замучили совсем. Завтра еще пару мышеловок надо поставить.

Прокравшись по погруженному в полумрак коридору, Карнаухов вышел из квартиры и осторожно прикрыл дверь за собой. Прислушался. «Клошаров» поблизости вроде не было слышно. «Наверное, ушли» – решил Карнаухов. Спустившись вниз по лестнице, осторожно выглянул из подъезда, убедился, что снаружи никого нет, облегченно вздохнул. Достал из кармана мобильник, попытался набрать номер. Но аппарат упорно показывал, что нет сети.

– Вот сволочи, – выругался Карнаухов, – опять у них там что-то сломалось. Надо будет оператора поменять. Ну что за страна – никто ни хрена работать не хочет.

Карнаухов прошел уже несколько кварталов, и его изумление становилось все больше, поскольку он не узнавал окружающего пейзажа. «Черт-те знает что. Родился, вырос в Москве, вроде недалеко и ушел… Где я?»

На углу увидел вывеску, подошел, прочитал: «Бакалейныя торговля Сапрыкинъ и ко».

– Во народ извращается. Лишь бы впихнуть свою дрянь кому-нибудь, – сделал вывод. – О, вон название улицы.

Карнаухов подошел ближе.

– Что за место такое! Почти в центре города – ни фонарей, ни света нормального… Куда только мэрия смотрит! Ну, козлы, все разворовали…

Пригляделся и прочел: «Седьмая рота».