Здравствуй, лето и прощай

- Стронгарм, как вы не понимаете? Есть шанс примирить парлов с городом. Они обещали нам пушки, и вот они - наши пушки, не те, которые, как они говорят, мы украли. Они могут помочь нам разгрузить "Изабель", установить пушки и научат нас ими пользоваться. Мы не можем продолжать воевать друг с другом, когда астонцы уже за холмами!

Пока я говорил, он внимательно смотрел на меня, а когда я закончил, покачал головой.

- Я понимаю твои чувства, Дроув, но не разделяю твоего доверия к парлам. Ну ладно, посмотрим. Иди, расскажи отцу, но я бы не хотел, чтобы моя дочь ходила с тобой. Я уже вижу, какая мерзлая битва развернется вокруг "Изабель".

* * *

Мы наняли повозку и вместе с Кареглазкой направились вверх по склону холма из города. Локс сначала шел медленно и неохотно, но лорин заметил наши трудности, спрыгнул с близлежащего дерева и взялся помочь локсу, подбадривая его. Так мы Добрались до вершины, и перед нами раскинулась долина реки.

Устье почти полностью высохло и выглядело теперь как полоса коричневой грязи среди полей и открытой местности; между илистыми берегами сверкающей лентой струилась река. Над зданиями завода поднималась одинокая струйка дыма; я заметил, что с тех пор как последний раз видел запретную зону, там появилось несколько новых зданий. Возле ворот стояла колонна грузовиков, и сухое дно устья было усеяно вытащенными на берег лодками. Завод казался спящим, почти покинутым.

В этом месте лорин оставил нас, умчавшись сквозь заросли в направлении многочисленных нор в крутом откосе. Локс легкой походкой удовлетворенно зашагал дальше. Далеко внизу произошло какое-то движение; из своей будки появился охранник и распахнул ворота. Над одним из грузовиков поднялись клубы пара, и из самого большого здания высыпали рабочие, у которых закончилась смена. Они набились в прицепленные к грузовику фургоны, и весь поезд, пронзительно свистнув, двинулся по склону в нашу сторону. Это внезапное оживление странным образом контрастировало с безмятежным спокойствием окружающего ландшафта.

- Ты все еще любишь меня, дорогой? - неожиданно спросила Кареглазка.

Я уставился на нее.

- Почему ты спрашиваешь? Конечно.

- О... - она счастливо улыбнулась. - Я просто хотела услышать это от тебя. В конце концов, ты ведь мог и передумать. Мама мне говорила, что мужчины часто меняют свое мнение, после того как... э... ну, соблазнят девушку.

Мы сидели очень близко друг к другу, но теперь я придвинулся еще ближе, обнаружив, что если протяну руку чуть дальше, то смогу потрогать ее грудь сквозь дыру в платье.

- Просто вспомни, кто был соблазнителем, - сказал я.

В этот момент мимо нас проехал поезд, и возвращавшиеся домой в Паллахакси рабочие махали и свистели нам. Я не стал убирать руку, чувствуя, что поступаю безрассудно.

Наконец мы дотащились до ворот завода и сошли с повозки. Подошел охранник, подозрительно глядя на нас сквозь проволоку.

- Нам нужно видеть Алика-Берта. Не могли бы вы доложить ему? настойчиво потребовал я. - Я его сын Дроув, а это Паллахакси-Кареглазка, моя девушка.

Если я ожидал, что при этих словах охранник вытянется по струнке, то ошибался. Он что-то пробормотал и ушел, потом, спустя довольно долгое время, вернулся и открыл ворота, грохоча засовом.

- Следуйте за мной, - отрывисто сказал он, запирая за нами ворота. Затем поспешно зашагал прочь.

Пока мы с Кареглазкой спешили следом за ним, я успел оглядеться по сторонам. Везде стояли большие ящики и какие-то еще более крупные предметы, закрытые брезентом. Рабочих, которые жили в Паллахакси, естественно, много раз расспрашивали о том, что делается на новом заводе, но толку от этого было мало. Насколько они могли понять, большей частью все обстояло так же, как и на старом заводе, хотя оборудование было более современным. Вспомнив историю с пустым грузовиком, я подумал: что же они делали с конечным продуктом. Строения были не такими простыми, какими представлялись сверху, со склона холма. Над головой тянулись эстакады, а в землю уходили лестницы; я видел цистерны с надписью "спирт" и цистерны с надписью "вода", зеленые двери, желтые двери, голубые двери.

Одну из желтых дверей охранник распахнул перед нами. Он отошел в сторону и жестом предложил войти. Мы оказались в небольшой комнате с одним окном, столом и стулом, клеткой для почтовых голубей и высокой этажеркой. Aольше в этой комнате почти ничего не было, если не считать моего отца, который сидел за столом и смотрел на нас с нескрываемой яростью.

- Надеюсь, у тебя найдется объяснение своему поступку, - наконец изрек он.

- Конечно, папа. Я бы не пришел сюда, если бы это не было столь важно. - Как простодушный идеалист и дурак, я все еще считал важным остановить зарождающуюся гражданскую войну. - Понимаешь, мы с Кареглазкой...

Но отец вскочил на ноги, не в силах сдержать гнев.