Здравствуй, любимая

– Вы тут всего два дня живете, а мы вторую неделю… Я не пугаю, дед с третьего этажа того… плохо плавает… Купался, и вот, нету его. Кто знает, где теперь дед? Не вижу я его.

Данила внимательно всматривался в море. Борода не мог понять, серьезно говорит Данила или нет. Он еще ни разу не попадался на его мистификацию.

– Утонул? Или думаешь, акула?

– Ничего я не думаю.

– А куда же тогда дед девался?

– Который? – переспросил Бороду Данила.

– С третьего этажа, тот, которого не видно.

– Вы считаете, что пора телеграмму давать?

– Кому?

– Бабке!

Борода внимательно огляделся и увидел, что близлежащая часть отдыхающих прислушивается к их разговору.

– А где дедова одежда? – спросил он Данилу.

– Какого деда?

– Того, что, ты говорил, акула съела.

– Я вам такого не говорил, – Данила обратился за поддержкой к отдыхающим. – Я сказал, что дед с третьего этажа того… Купался дед, и вот, нету его. Кто его знает, где теперь дед, раз вещей нет, – Данила развел руками, – значит, он ушел уже. А вы что подумали? – и столько добродушия и детской невинности было в его глазах, что Борода, собравшийся поднять тревогу, передумал и решил преподать урок хорошего тона Даниле.

Борода, по определению Данилы, состоял членом распространенной на земле любительской касты отцов-воспитателей, кому было абсолютно все равно кого учить и чему учить, хоть толпу, хоть дворняг, хоть мальчишек, только бы выступить с нравственной проповедью, покрасоваться на людях, потрясти бородой. Именно такой профессиональный пастырь человеческих душ, считал Данила, стоял перед ним.

«Сейчас начнет воспитывать», – подумал Данила и не ошибся.

Как опытный оратор-демагог Борода знал, с чего начать. В начале беседы надо уважительно поднять собеседника на возможно большую нравственную высоту, чтобы оттуда, сверху, уронить его в хлев неблаговидных поступков и хорошенько вывалять в навозе.

– Молодой человек, – начал он патетически и почему-то внимательно посмотрел на Анну Николаевну. Ее он совершенно правильно принял за вожака их шумного прайда. – Если не ошибаюсь, вы, молодой человек, всегда вежливо, первый со всеми здороваетесь…

Данила невежливо его перебил:

– Не ошибаетесь, у нас в деревне принято всегда, когда встретишь старого человека, особенно с бородой, снять шапку или фуражку, поздороваться и уступить ему дорогу.

Бороде, видно, не понравилось, что Данила списал его в архив. Борода у него была украшением, а не показателем возраста.

– Это делает честь вашему воспитанию, – сказал он. – Приятно видеть молодое поколение с почтением относящимся к старшим. В наше бездуховное время нравственный стержень не каждый имеет. Я смотрю…

– Благодарствую, – сказал Данила. Он сразу понял, что если сейчас не остановить Бороду, на голову ему выльется Нагорная проповедь или десятая сура Корана. А любитель-проповедник, переступив с ноги на ногу, нашел устойчивое положение для всего тела и, косясь в сторону Анны Николаевны, продолжал:

– Но последним вашим необдуманным поступком вы обезличиваете все положительное, что заложено в вас воспитанием. Одно качество, одна черта вашего характера, тяга…

Настя, стоявшая рядом и слушавшая беспредметный разговор, не дала ему досказать. Она знала, каким приемом нужно срезать безответственных болтунов и демагогов. Когда разговор переходил из области абстрактных, морально-этических категорий в пугающую своей прозаичностью плоскость сегодняшнего дня, болтуны вроде Бороды сразу тушевались. Грешная земля всех отрезвляла. Этот тоже не был исключением из правила.

– Вы имеете в виду его тягу к алкоголю? – Настя выпучила глаза на Бороду.

– А он его употребляет?

Данила отрицательно завертел головой.

– Не, я самогонку не уважаю, больше одного стакана в день никогда, у меня норма, – в слове «стакана» Данила сделал ударение на последнем слоге и воровато повел по сторонам глазами.

Настя решила продолжить игру. Она понизила голос, чтобы не было слышно окружающим, и сказала:

– Он отстал в своем развитии. В школу не ходил. Сейчас наверстываем. Извините, Данила первый раз выехал из глухой деревни и сразу попал на море.

Борода оглядел всех троих. Макс и Настя выглядели как современная, продвинутая молодежь. А у Данилы был вид беспросветного простака. Его улыбающаяся рожа радовалась каждому встречному человеку. Он и сейчас засмотрелся на Бороду с широко открытым ртом и простодушно-доверчивыми глазами.

– Вы знаете, – счастливо заявил Данила, – если к ухам приложить раковину, море слышно.

Настя его тут же поправила:

– К уху, сколько раз тебе повторять, неграмотная бестолочь.

Незатейливая шутка, придуманная Данилой, иногда срабатывала. Он замечательно вживался в роль непроходимого дурака, если Настя или Макс ему подыгрывали. Зато сколько потом хохоту было. Анна Николаевна, увидев свою троицу, как цыганята обступившую малознакомого человека, встала с места и прошла разделявшие их тридцать метров:

– Идите на свое место, – приказала она.