— Ошибаешься, — усмехнулся я. — В этом кабинете стоят камеры. Кроме того, есть несколько надежных свидетелей всех ваших подвигов. Так что… счастливого времяпрепровождения в тюрьме… дорогая.
Часть 37. Тамара
Я сидела и листала журнал с такой скоростью, что у меня стало мельтешить перед глазами. Не видела ни одной строки, написанной на его страницах, но продолжала упорно делать вид, что увлечена чтением.
— Тамара, — тихо окликнул меня Игорь.
Я не сразу подняла на Разумовского взгляд.
— Тома!
Это воззвание прозвучало чуть громче. Я отложила журнал и повернулась к Игорю.
— Что-то случилось? — поинтересовался он мягко.
Хотелось бы мне знать, случилось ли что-то, или после того, как с Ольгой было покончено, стало можно расслабиться и больше ни о чём не думать.
— Нет. Ничего, — соврала я, поднялась с дивана и отошла к окну.
Уставилась на улицу, где ровным счетом ничего интересного не происходило. Только однообразный пейзаж, да и только.
С того момента, как я узнала, что бывшая жена Разумовского теперь нам ничем не грозит, я заметно успокоилась. Поначалу. Потом же меня стали терзать мысли, одна другой краше. И мысли эти были продиктованы в первую очередь молчанием детей.
И Адам, и Дина стали самыми послушными детьми из всех возможных, но при этом они закрылись. Превратились из близнецов, способных на самые вопиющие поступки, в двух замкнутых детей. Это пугало. Игорь же заверял, что ничего страшного не произошло, и что совсем скоро Адам и Дина придут в себя.
Я очень и очень в этом сомневалась. Та прививка реальностью, которая была сделана им при прямом участии их матери, была слишком болезненна. И последствия ее могли стать непредсказуемыми.
— Тамара…
Разумовский оказался позади меня, положил ладони на мои плечи и провел ими сверху-вниз и обратно.
— Если ты будешь молчать, мы ничего не решим.
— Я очень переживаю за детей, — выдохнула, поворачиваясь к Игорю.
Он сразу стал мрачнее тучи, но не отстранился. Одной рукой прижал меня к себе, другой — растер свое лицо.
— Я тоже очень за них переживаю, — признался Разумовский.
Некоторое время мы постояли так. Близко друг к другу, насколько это было возможно.
Наконец я сказала:
— Хочу подняться к ним. Вдруг им нужна сказка на ночь.
По правде говоря, сильно сомневалась в том, что сейчас Адам и Дина желают чего-то подобного. Но надежду ведь никто не отменял.
Разумовский чуть отстранил меня на вытянутых руках и сказал:
— Я думаю, что очень нужна. И я бы сделал все, чтобы рассказать ее вместе с тобой.
— Тогда пойдем и расскажем! — горячо заявила я. — Даже если они не захотят слушать — мы хотя бы попытаемся!
Эта мысль стала настолько осязаемой, что я высвободилась из рук Разумовского. Уже направилась к лестнице, ведущей наверх, но застыла, когда услышала:
— Тамара…
— Да?
Обернувшись к Игорю, я взглянула на него с непониманием. Ожидала чего угодно — что он скажет, что я не должна лезть туда, куда не стоит. Что сейчас все же нужно оставить близнецов с самими собой наедине. Но Разумовский вдруг произнес:
— Я тебя люблю.
Тихо, но в то же время уверенно.
— Что?
Мне показалось, что я не расслышала. Игорь Разумовский взаправду признался мне в любви? Боже! Я оказалась совсем к этому не готова!
— Я люблю тебя.
Он подошел, и я застыла на лестнице. Впилась пальцами в перила, стояла, как соляной столп и смотрела на мужчину, которого тоже любила больше жизни.
— И я… я тебя люблю, — шепнула в ответ, жадно всматриваясь в черты лица Игоря.
Может он так надо мной шутил?
— Скажи это еще раз, — потребовал Разумовский ответа.
И я, отлепившись от перил и буквально упав в объятия Игоря, прошептала:
— Я тебя люблю!
Наверх мы поднялись минут через десять. Нацеловались всласть и отправились к близнецам. Я дрожала всем телом — как Адам и Дина отреагируют на мое присутствие, знал лишь господь бог.
Нас встретил унылый Голд. И это было дурным знаком. Если уж этот вечно жизнерадостный щенок сейчас стал таким — пиши пропало.
— Адам, Дина, — тихо позвал Разумовский, входя в спальню детей, где они усиленно делали вид, что уже отошли в мир сновидений. — Мы с Тамарой пришли почитать вам сказку.
Воцарилась тишина. Я почувствовала себя лишней и отчаянно желала лишь одного — просто выйти из комнаты детей и спрятаться куда подальше. Трусливо, знаю. Но учитывая обстоятельства, иного мне в голову не приходило.
Все изменилось, когда Дина открыла глаза. Посмотрела на меня и кивнула. Адам тоже взглянул на мое лицо, словно видел его впервые в жизни.
Мои малыши… пережившие столько всего, что за каждую секунду их несчастного прошлого я была готова убить любого, кто был в этом виноват.
— Здравствуйте, мои хорошие, — тихо сказала я, опускаясь на кровать Дины.
Взглянула на Игоря, он ободряюще кивнул в ответ.
И следом я услышала то, что так хотела знать. Близнецы, как по команде, сели на своих постелях и сказали хором слова, от которых у меня на глазах мгновенно выступили слезы: