Здравствуй, незнакомец (ЛП)

Итан тихо зарычал и двинулся в его сторону, но Гарретт развернулась и положила обе ладони ему на грудь.

– Нет, мистер Рэнсом, – пробормотала она. – Это не самая лучшая идея.

Особенно не тогда, когда в кармане его пиджака хранилась информация, украденная из личного сейфа министра внутренних дел.

Постепенно стена из мышц под её руками расслабилась.

– Если он оставит шишку без лечения, – с надеждой спросил Итан, – как скоро он ею подавится?

– Убирайся, – огрызнулся Гэмбл, – или ты подавишься моим кулаком.

После того, как они покинули кабинет, Итан провёл Гарретт по коридору и затащил в пространство под парадной лестницей. Они стояли в потёмках, где неподвижный воздух был прохладным и слегка затхлым. Итан пожирал её глазами, такую женственную и красивую, с мерцающими огоньками, танцующими на платье и маленькими кристальными штучками, сверкающими в волосах.

Несмотря на внешнюю хрупкость, в этой девушке чувствовалось нечто удивительно прочное, непреклонная стойкость, которой он восхищался больше, чем ей могло показаться. Жизнь, которую она выбрала, сопровождалась нескончаемыми обязательствами демонстрировать, кем женщина была и кем не являлась, и какой может стать. Люди не оставят ей права на ошибку или на обычную человеческую слабость. Одному богу известно, что она переносила всё это гораздо лучше, чем смог бы Итан.

Вспомнив о том, как она поставила Гэмбла на место, он немного робко произнёс:

– Возможно, припухлость на горле Гэмбла... появилась из-за меня.

– Как это?

– Как-то ночью, когда я узнал, что он следил за мной и докладывал Дженкину, я поймал его в переулке и придушил.

Гарретт несколько раз осуждающе цокнула языком, что в тайне безмерно понравилось Итану.

– Ещё больше насилия.

– Он подверг тебя риску, – возразил Итан, – и предал меня в придачу.

– Нет необходимости превращаться в зверя из-за его действий. Есть альтернатива возмездию.

Хотя Итан мог бы привести отличный аргумент в пользу жёсткого возмездия, он опустил голову в знак раскаяния и исподтишка оценил её реакцию.

– В любом случае, – сказала Гарретт, – ты не имеешь отношения к шишке на горле мистера Гэмбла. Это практически наверняка зоб. – Она выглянула в коридор, убеждаясь, что поблизости никого не находилось и повернулась к нему. – Ты оставил какие-нибудь улики в кабинете?

– Нет. Но станет понятно, что сейф был взломан, когда его попытаются открыть. Я поменял кодовые цифры, чтобы защитить бухгалтерские книги.

Гарретт придвинулась к нему ближе.

– А что с той информацией, которую ты выкрал? – прошептала она.

Украденные страницы в пиджаке, казалось, прожигали кожу. Как и говорил Нэш Прескотт, бухгалтерские книги содержали бесценную информацию. Секреты, оказавшиеся в его распоряжении, могли оборвать или спасти жизни. По крайней мере, десяток людей охотно пристрелили бы Итана на месте, если бы узнали, что он только что сделал.

– Я нашёл доказательства того, что Дженкин, Тэтхем и остальные в министерстве внутренних дел сговорились с политическими радикалами совершить нападение на британских граждан, взорвав бомбы.

– И что ты собираешься теперь делать?

Итан и так уже рассказал ей слишком много и поражался тому, насколько серьёзно втянул её в дело. Но если он быстро сориентируется и передаст информацию в нужные руки, Гарретт не попадёт под удар.

– Я доставлю страницы в Скотланд-Ярд, – сказал он. – Комиссар ухватится за шанс избавиться от Дженкина. Завтра в Уайтхолле разверзнется ад.

Она осторожно положила руку на лацкан его пиджака.

– Если всё пойдёт по плану, мы сможем с тобой...

– Нет, – ласково прервал её Итан. – Я уже говорил, что тебе не пара. – Видя сконфуженное выражение на лице Гарретт, он попытался отыскать способ заставить её увидеть его недостатки, понять, что он не сможет дать ей того, чего она от него захочет. Он никогда не станет настолько цивилизованным, чтобы ей подойти. – Гарретт... В моей жизни не было места обеденным колокольчикам, каминным часам и чайным столикам. Я шатаюсь ночами и сплю полдня. Снимаю квартиру на Халф-Мун-стрит, где в кладовой пусто, а на деревянном полу нет ковра. Единственным украшением служит картинка с изображением цирковой обезьянки в цилиндре на велосипеде. И та принадлежала предыдущему владельцу. Я слишком привык жить в одиночестве. Видел какие жуткие вещи люди могут проделывать друг с другом, и постоянно об этом помню. Я никому не доверяю. Слава богу, ты не знаешь... что творится в моей голове.

Гарретт долго молчала, задумчиво глядя на него.

– Я тоже видела, как люди иногда жутко относятся друг к другу, – сказала она. – Осмелюсь предположить, в этом мире мало что может меня шокировать. Я представляю, какую жизнь ты вёл, и вряд ли бы стала пытаться тебя одомашнить.

– Я слишком закоренел в своих привычках.

– В твои-то годы?

Её брови взлетели вверх.

Итана одновременно удивило и оскорбило то, как она с ним говорила, будто он был каким-то самоуверенным парнем, который считал себя более умудрённым жизнью человеком, чем свидетельствовал его опыт.

– Мне двадцать девять, – сказал он.