Здравствуй, оружие!

— Карамзин в «Записках русского путешественника» писал, что, проезжая Пруссию, он поражался, насколько все-таки грязны прусские деревни по сравнению с чистенькими русскими деревнями. Прошло сто лет. И у Салтыкова-Щедрина мы уже читаем, сколь грязны русские деревни по сравнению с прусскими. Что случилось за эти сто лет? А просто сказались результаты комплексных реформ, проводившихся Фридрихом Великим, королем Пруссии. Еще задолго до путешествия Карамзина он ввел веротерпимость, провел судебную реформу, принял жесткие меры против затяжного судопроизводства и коррупции правоохранительных органов, стал привлекать в Пруссию ученых, философов, деятелей искусства, начал требовать наведения порядка, жесткой дисциплины и в армии, и на гражданской службе. Результаты этого еще не были заметны во время путешествия Карамзина. Но спустя сто лет, когда писал Салтыков-Щедрин, плоды этой деятельности были уже совершенно очевидны. И до сих пор Германия остается страной образцового порядка, дисциплины и трудолюбия. Но главный результат — это формирование новой государственности и нового менталитета, основными чертами которого являются любовь к порядку и трудолюбие. Вот почему Германия сегодня входит в число наиболее развитых и благополучных стран мира.

…И никаких генов. Никакой селекционной работы. Никакого фашизма. Простая дрессировка. Система штрафов и поощрений. То есть в чистом виде либерализм…

— Знаете, быстрое изменение менталитета начинается всегда сверху, — продолжал Ракитов. — Петр Первый взял и изменил «под Европу» менталитет части русской нации — дворянства. Не хотели! Сопротивлялись! Боролись, как дураки, за дедовские традиции, за бороды, за долгополые кафтаны, за сермяжную самобытность. Сломал! Зато потом появился Пушкин, появились Лобачевский, Менделеев, Павлов. Нужно только начать!.. Когда появляются первые люди с новыми идеями, возле них образуются цепочки, кружочки или, как говорят математики, «окрестности точки» — люди, которые являются объектами культурного влияния. И постепенно менталитет нации меняется! И меняется он прямо на глазах. Двадцать лет назад секретарши начальников не предлагали посетителям чай или кофе. А сейчас предлагают. Вы скажете, это просто обряд? Но из тысячи обрядов складывается менталитет. Хамство может транслироваться из поколения в поколение, а может пресечься системой, при которой хамом или неряхой быть невыгодно — работы не получишь. И ментальный вирус будет убит. Вы, кстати, заметили, что теперешние продавщицы по хамству на порядки уступают советским?..

Тут, конечно, Ракитов прав, менталитет — не мифический непобедимый дракон, а простая сумма привычек и штампов реагирования. Да, эта сумма народно-огромна и потому инертна, она транслирует самое себя из поколения в поколение. Но, как видим, поддается регулировке. Это во-первых. А во-вторых… Насколько он вообще значим, этот модный менталитет?

Менталитет — надстройка над животной базой. Можно носить косоворотку с кушаком и креститься тремя перстами, а можно вовсе не креститься и носить лапсердак. Но базовые реакции людей остаются неизменными — никто ложку мимо рта не пронесет: человек — животное, инстинктивно гребущее под себя, и цвет косоворотки на это не влияет. В какой-то степени уровень загребучести зависит от условий жизни — на северах живут флегматичные трудоголики, чуть более склонные к коллективизму, а на югах — ленивые темпераментные лоботрясы, чуть более склонные к наплевательству на себе подобных (а чего кучковаться? там, где тепло, человек и без помощи коллектива проживет: отопления ему не надо, а пропитаться он и бананом с дерева сможет, не помрет).

Всем известно: русский ленив, русский безалаберен, русский привык рассчитывать на авось, он — широкая душа, последнюю рубаху отдаст, природный коллективист и по самые ноздри соборен. Это стереотип. То есть обобщенный опыт — сведенные в словесные формулировки наблюдения. То есть правда. Не так ли?

Что сформировало русский характер? В книге «История отмороженных» я подробно ответил на этот вопрос: сформировали его внешние обстоятельства труда — климат, крайне суровые природные условия хозяйствования, которые требовали коллективного надрывания пупа. А что такое коллективный труд? Это такой труд, в котором трудно вычленить вклад отдельной личности. Непонятно, кто сколько сделал, поэтому особо стараться смысла нет — ничего тебе это не даст. И если выпала свободная минутка, лучше на печи ее пролежать, чем проработать, это понятно. Отсюда и разговоры о русской лени. А вот немецкий крестьянин каждую минуту пашет, потому как минута эта деньги приносит — ему лично, а не «опчеству». Но вот какой парадокс…