«Голова почти не болит, но отеки есть. Лежу. Писем никому, кроме тебя, не пишу. Неудобно писать лежа, да и открыток мало взял. Вчера у нас один умер, пролежав полгода в больнице. Я, наверное, до конца марта не выйду. Болей особых нет, но дышать трудно, и мешают отеки. Хоть бы поскорее получить от тебя письмо. Вот беда – никто не идет навестить, кому бы я мог дать доверенность на письма. Получила ли 200 рублей? И какие мои письма?».
22.03.1943
Жена Шура, еще не зная о моем заболевании, пишет мне свою обычную открытку-отчет о своих делах дома, что много работы и на заводе, и дома. Сообщает, что получила мою открытку из Кургана и от моего брата Шуры из Уфы.
«…Тает снег. Иду спать, целую тебя крепко».
23.03.1943
Я пишу Шуре в Ижевск открытку:
«Вот уже шестой день лежу в больнице с воспалением почек. Пока особых достижений нет. Голова не болит, но слабость от лежания и бездействия развилась, так что неохота ни читать, ни писать. К тому же открыток мало, я их пишу только тебе. К моим соседям по палате приходят близкие, навещают, что-то приносят, вообще чувствуется какая-то моральная поддержка. Я же лежу, как сукин сын, «позабыт-позаброшен», и даже писем от тебя нет. Еще не получил ни одного. Ну да ладно! Все пройдет, скоро поправлюсь, наверное. Пиши чаще. Привет колхозникам».
24.03.1943
Все же, наконец, навестили и меня. Ко мне зашла наша сотрудница Немировская и принесла записку от моего начальника Тимохина А.А.:
«Александр Александрович!
Шлем тебе привет и желаем скорее поправиться. Главное, не падай духом и не унывай – это тоже отражается на здоровье. Дела у нас идут по-старому, нового ничего нет. Раиса Ивановна составляет списки на зарплату, одним словом, выполняет частично работу бухгалтера. Тебя в больнице должны кормить усиленно, договорился с начальником Дорсанотдела тов. Давыдовым, он обещал помочь».
25.03.1943
В открытке № 9 я писал жене Шуре в Ижевск:
«Пока в больнице. Оказывается, заболеть легче, чем поправиться. Отеки уменьшились. Буду писать тебе через день – мало открыток. От тебя писем нет: или не пишешь, или медленно их доставляют. Вчера у меня была сотрудница с нашей инспекции, навестила. Мне на душе стало легче, что все таки не совсем заброшен. С нетерпением жду писем от тебя. Сегодня ровно месяц, как я выехал от вас. Целую всех. Привет колхозникам».
26.03.1943
Ко мне опять пришла сотрудница с топливной инспекции, принесла книжку и записку от зам. начальника Лаврищева Ивана Филипповича:
«Здравствуй, Александр Александрович!
Вчера мы договорились с Давыдовым, чтобы улучшить тебе питание. Сегодня он зашел и сообщил, что указание в больницу сделал, будут давать тебе дополнительно молоко и еще что там нужно с точки зрения медицины. В общем, не унывай и поправляйся. Сегодня Алексей Алексеевич поедет в Караганду, повезет туда список на уплату. Посылаю тебе немного конфет и махорки – чем богаты, тем и рады. Давыдов обещал нам по выходе твоем из больницы прикрепить тебя на месяц или два на диетическое питание по специальной карточке без отрезания талонов. Если это будет сделано, то, пожалуй, будет неплохо. Ну пока, будь здоров. Поправляйся. С приветом, Лаврищев».
25.03.1943
Жена Шура, еще не зная о моей болезни, пишет мне письмо:
«Получила, наконец, письмо, что ты в Акмолинске. Я видела, как поезд подали обратно, но боялась опоздать на работу и не подошла больше. Скучно стало. Мало ты побыл у нас. Жаль, что у тебя было мало продуктов на дорогу, я все болела душой, как доедешь. От Шурика получила письмо, он ждет писем от тебя. У нас днем тает, ночью мороз. На работу хожу в лаптях. Видишь, деньги твои рабочие получили, а ты беспокоился».
Далее Шура дает советы, что купить, чем питаться, что варить.
«…Конечно, деньги я обратно тебе не пошлю, мне они сейчас нужны. Пиши, сколько получил за командировку? Насчет писем – я немного ленюсь, но и нет времени. Насчет дров есть приказ: выдать два кубометра по 14 рублей за кубометр. Когда получу, напишу. В общем, с дровами будем, а с квартирой дела плохи. У мамы не была, она должна приехать менять паспорт. Борик и Вера здоровы, кушают здорово. Горе мне с ними. Борик плачет, что Вере дала больше, а та – наоборот, почему Борику больше. Цены у нас поднялись: мука 2000 рублей пуд, картошка 500 рублей пуд. Работаю хорошо. У нас новый мастер, при котором уже было семь несчастных случаев – оторвало пальцы. Писать есть о чем, да нет настроения».
27.03.1943
Я пишу жене Шуре в Ижевск:
«Все еще в больнице. Вчера наша сотрудница принесла мне книжку и записку от Лаврищева. Писем от тебя нет. Уже больше месяца, как я был в Ижевске, и ни одного письма. Неужели не пишешь? Вчера послал письмо в колхоз. Сотрудница говорит, что послала вам от меня 200 рублей – зарплата за первую половину марта, и в начале марта я посылал 200 рублей. Пиши о получении. Дела улучшаются, и скоро из больницы выпишут. Так хочется получить от вас хоть открытку, а то мне кажется что-то неладное».
29.03.1943
В открытке ко мне жена Шура пишет о получении моих писем и 200 рублей, которые уже израсходовала.