Здравствуй, Шура!

Шура, сегодня утром я тебе написал письмо. Позавтракал и, несмотря на холод и сильный ветер, решил походить по Гомелю, посмотреть более подробно, как он разрушен. Из дома я двинулся по Черниговской улице, постоял около старой квартиры. Снаружи наша сторона как будто цела, и когда смотришь на знакомый угол второго этажа, то вспоминается много хороших дней, которые мы провели вместе. А теперь там хлопают ставни без стекол, и в Шляйцевой квартире нет пола – провалился. Скоро этот дом, наверное, разберут. Дальше я пошел мимо института, который почти цел, мимо кладбища (забора нет) и дальше к третьей школе. Баня и все дома, что там были – все разрушено. Школа, третья и девятая – стоят только стены. Дальше по выгоревшему поселку вышел на Советскую улицу: по дороге все, что было лучшего – разрушено и сожжено. Остались только захудалые хатенки. От клуба летчиков осталась лишь груда камней. Мост на пересечении стоит, но поврежден, и по нему не ездят. Кирпичный завод уничтожен. На нашем бывшем огороде – широкий ров. Той хатки, куда мы заходили пить воду и оставляли картошку, нет. От нее остался только след – несколько кирпичей. Дальше до Титенок все халупы целы. Титенки тоже целы, и около Сельмаша и сам Сельмаш разрушен. Там, где жил Иван, от больницы до склада торчат лишь трубы от печей. Потом подошел к нашей бывшей конторе. От нее осталась одна стена, а остальных трех нет – лежат груды кирпича. Деревца около конторы теперь уже большие деревья, и они остались. От конторы до переезда ничего нет, пустое место. Потом зашел в нашу теперешнюю контору, посидел там с полчаса и пошел в столовку. Из столовки на почту. Сдал заказное тебе и Лёне открытку опустил. Потом пошел на Рогачевский базарчик, оттуда на Конный базар, покрутился там, купил за десять рублей один блин и пошел в парк. В парке, там, где были сосны, их уже нет, остались тоненькие клены. Но все же парк весь в зелени, мостик цел, а от замка остались только стены. Каким-то чудом уцелел маяк. Я полез на верхушку, оттуда весь Гомель как на ладони! Да, вот отсюда я еще больше убедился, как сильно разрушен наш Гомель. От Кашананской до Конного базара и дальше к мосту – почти чистое поле, которое теперь вспахано. А в центре стоят стены с зияющими провалами окон. Ни дымки над ними, ничего, что бы подавало признаки жизни. Постоял я на вышке минут пять, посмотрел на изувеченный немцами наш город, а ведь я его наблюдал с этой вышки до войны, и спустился вниз. За деревьями как будто тише стало, я снял рубашку и немного позагорал. Потом походил по парку, людей немного. Около церкви – могилы фрицев, там они деревья поспиливали совсем. Потом я пошел домой. Пришел уставший, помылся, ноги вымыл и немного вздремнул. А теперь пишу. Малой моей нет, тоже где-то ходит. Наверное, молится, она очень богомольная. Ну, на этом закончу, пока. Целую всех».

30.05.1944

Жена Шура пишет мне 51-е письмо:

«Здравствуй, дорогой мой Саша!

Получила твою 49-ю открытку. Посадил картошку – это очень хорошо. Мы тоже посадили. Только мы садили несколько дней и под лопату, и под плуг. Посеяли морковь, лук, свеклу, чеснок, редиску. Тебе не писала несколько дней, времени не было. А вчера стирала, был дождь. Сегодня очень холодно, и потому не работала на огороде, а кое-что шила. Завтра, если будет тепло, то буду копаться в огороде. Вера уже закончила учебу, перешла в пятый класс. Мы здоровы, живем хорошо. На днях напишу тебе письмо, и ты нам, Саша, чаще пиши. Целую крепко, твоя Шура».

02.06.1944

Я пишу жене Шуре 55-е письмо:

«Здравствуйте все!

Шура, получил твои письма № 44 и № 46, и от Аньки из Сновска тоже. Аня пишет, что бегает ночевать в Щимель, почему – ты догадаешься, вообще она трусиха порядочная. Иван пишет, что был в Цариновке, но Шуриной могилки не нашел, потому что надписей нет, а их там много. Живу по-старому. В последние дни холодно, уже июнь, а я еще не погрелся на солнышке как следует. Изредка дежурю около дома, но по ночам сплю спокойно, хотя некоторые не спят. Насчет визы пока без перемен. Подал заявление 18 мая – сказали зайти через две недели, но я еще не ходил. Пиши, какие мои письма получила? Уже, наверное, отсеялись? Послезавтра схожу на огород, проверю, как растет картошка. Шура, пиши чаще. Целую всех».

В этот же день жена Шура пишет мне 52-е письмо:

«Здравствуй, мой дорогой Саша!