Здравствуй, страна героев!

Второй наряд был у склада боеприпасов. На инструктаже караула нам сообщили пароль. Было приказано стрелять по любому, кто на пароль не отзывается, даже если это будет сам командир полка. Я сказал начальнику караула, что на посту стоять не могу. Днем я могу увидеть приближающегося человека, а ночью нет.

Карнач распорядился поставить меня на пост днем, а к ночи сменить. Склад помещался в землянке, на дне глубокого оврага, выходящего к морю. Это был старый склад, с которого еще не успели все вывезти на другое место. Кроме меня, там никого не было. Как только стало смеркаться, в овраге сразу стемнело, и я ничего не видел. По моим расчетам, мое время давно уже истекло, а смена все не приходила.

Я стоял на посту, как слепой. На всякий случай я кричал через каждые несколько минут: «Стой, кто идет?!» Но в овраге не было ни души. Наверно, разводящий про меня просто позабыл, а самовольно я не имел права уйти с поста. Тогда я решил еще немного подождать и, если смена не придет, дать сигнал тревоги — выстрелить из винтовки три раза. Я стал считать до тысячи и только досчитал до семисот, как вдруг винтовка сама рванулась из моих рук, а я от неожиданности упал и сильно ударился о камни. Кто-то выстрелил три раза, затем послышался сильный топот — это прибежал по тревоге караул с разводящим.

Обезоружил меня сам дежурный по полку, который решил обойти караул. Он спустился в овраг, когда я уже перестал кричать и считал. Не услышав окрика, он решил, что часовой уснул и стал ко мне подкрадываться. Он подошел ко мне вплотную, а я его не видел. Дежурный по полку был в полной уверенности, что я на посту спал и приказал меня арестовать и доставить в штаб. Это было ЧП! За сон на посту полагался трибунал.

При разбирательстве карнач и разводящий, видимо, перепугавшись, что им может тоже влететь, отрицали, что я их предупреждал и просил ночью меня на пост не ставить.

Но мой взводный подтвердил пропажу у меня очков, хотя тоже считал меня симулянтом.

Потом меня допрашивал сам командир полка. В тот момент эту должность занимал подполковник Кузнецов, видимо, человек он был не злой. Мне пришлось ему рассказать всю свою историю, как я попал из запасного полка на фронт.

Подполковник ужасно ругал этих «тыловых крыс», как он выразился. Присылают на фронт «всяких придурков», с которыми только одна морока.

Под трибунал меня решили не отдавать, но не знали, что со мной теперь делать и куда пристроить. Наконец, определили дневальным в офицерскую землянку, где ночевали помощники начальника штаба.

Им не полагалось ординарцев. Я должен был приносить им еду с офицерской кухни и караулить их вещи. В землянке была печурка и немного дров, в мои обязанности входило ее топить под вечер и греть офицерский чай.

Когда дрова кончились, я отправился на поиски топлива, но так его и не раздобыл. Нигде не валялось ни одной щепки или чего-нибудь мало-мальски годного на растопку.

На Керченском плацдарме даже старый бурьян весь истопили, земля была голой, будто саранча все объела. Топку для полковых кухонь специально привозили с другой стороны из Темрюка.

Вечером офицеры устроили мне скандал за то, что я со своими обязанностями не справился.

— Раз тебя поставили дневальным, ты обязан печку топить. Какой же ты солдат, если дров не сумел раздобыть! — заявил мне помощник начальника штаба по разведке.

Он вывел меня из землянки и сказал, указывая куда-то в темноту: «Возле землянки командира полка стоит бричка. Ползи туда по-пластунски, чтобы часовой не заметил. Вынешь чеку из задней оси и снимай большое колесо, только по-тихому. И обратно его таким же макаром приволоки, мы его в землянке разобьем, на два раза хватит подтопиться».

Я ответил ему: «Товарищ капитан, я в темноте ничего не вижу, и вообще я воровать отказываюсь. Как командир полка будет ездить без колеса?»

— Командир полка и без твоих забот проживет, а ты о нас должен позаботиться, на х. ра ты нам тогда нужен?! — сказал в сердцах помощник начальника штаба по разведке и сам нырнул в темноту. Примерно через час он вернулся, таща колесо.

— Совести у тебя солдатской нет! — зло пробурчал капитан, — по твоей милости, я, офицер, как свинья, должен был в грязи валяться. Раз ты такой честный, тебе греться на ворованном тепле не положено. И вообще, катись-ка ты лучше от нас к е матери! Без тебя обойдемся…

После того, как офицеры меня прогнали, я был переведен в полковой обоз.

Часть 3. Саперная Одиссея

Я уже писая о постигшем меня разочаровании после того как, наконец, дорвался до фронта, движимый патриотическим порывом и стремлением к подвигу. Я думал, что окажусь среди «своих» в буквальном смысле этого слова, как будто бы во дворе в Новых домах. В моем представлении на войне граница между «своими» и «чужими» совпадала с передовой: по ту сторону были чужие, или враги, по нашу — свои. По наивности, я всех их валил в одну кучу, раз они все наши, советские. Но оказалось, что свои своим рознь.