Здравствуйте, дети!

— Найдите место моему сыну в классе! А вам позвонят!.. — Она с таким же шумом захлопывает за собой дверь и оставляет мальчика в классе.

Что же мне делать? Догнать эту маму и заставить забрать ребенка? Не допускать мальчика на урок и вывести его в коридор? В классе становится 39 ребятишек. Мне придется принести еще одну парту. Куда же ее поставить? Впрочем, дело не только в этом. Самое главное, что теперь каждому ребенку нашего класса достанется от меня еще меньшая доля внимания, ласки, заботы, помощи — всего того, что так ему необходимо!

Нет методики, нет педагога, способных приносить одинаковые плоды при любых условиях нагруженности класса детьми. Перегрузка самолета пассажирами может привести в воздухе к катастрофе. Отправить перегруженный состав в дальний путь опасно. Спросите летчиков, машинистов, и они вам скажут, чего им стоило совершать такие рейсы.

«Одним больше, одним меньше — какое это имеет значение?» Нет, имеет, и очень большое! Разве не имеет значения, будет одним меньше или одним больше плохо воспитанным человеком? А я, как и тысячи моих коллег, стремлюсь воспитать в каждом ребенке личность. Класс шестилеток — это же не цех массового производства стандартно обученных и воспитанных детей! Тут надо лелеять каждую частицу души ребенка, пропитывать каждую клеточку маленьких сердец чувством любви к человеку. Это в XVII веке Ян Амос Коменский считал возможным обучать одновременно в одном классе 300 учеников. Простим гению, что заблуждался. А вообще, приемлема ли сегодня, в преддверии XXI столетия, методика «оптового» воспитания?

Конечно, плохо также, если в классе будет сидеть только один ребенок со своим воспитателем, потому что этот ребенок станет скучать: не будет рядом подобных ему малышей, занятых тем же делом, и ему покажутся неинтересными даже самые интересные занятия. Ребенку хочется познавать и жить в общении с другими детьми, ему необходимо стать кем-то и чем-то среди них. И он таким не сможет стать ни в таком классе, где он один, ни в таком переполненном классе, где дети уподобляются муравьям, каждый занят собою, у них нет общих целей, стремлений, радостей и огорчений. Если ребенок в классе один — то он никто, и ему становится скучно жить. Если он среди 25 ребятишек — то он, как и другие, становится необходимым другим, он уже личность, и ему радостно и интересно жить. Если же он в классе среди 45 подобных, то он — просто ребенок, один из многих, которого плохо знают другие, и он сам тоже мало знает о них, и ему опять становится скучно и неинтересно. И чтобы его знали, чтобы его уважали, он, по мере своих возможностей, старается любыми способами выделиться.

Разве вы не замечали такую простую картину: один ребенок дома не очень-то нарушает спокойствие взрослых, во всяком случае, его легко утихомирить. Если их 3–4, и мы не наблюдаем за ними, то дом начинает чувствовать «подземные толчки». А соберите 40–50 ребятишек, пусть даже умных, спокойных, уравновешенных, и понаблюдайте за ними издалека, и вы увидите, как все они тут же сведут с ума друг друга, и дом потерпит настоящее землетрясение в девять баллов по шкале Рихтера. И тогда обычная детская шалость преобразуется не в лучшие формы многосторонней деятельности, а в худшие формы грубости, беспечности, порчи нужных вещей и предметов…

Вот Бондо снял ботинки, положил их на парту и увлекся ими. Надо подойти к нему и объяснить, что на уроке этого делать нельзя. А Русико вдруг встает и направляется к двери.

— Русико, куда ты?

Она не отвечает. Открывает дверь, не видит в коридоре своей мамы и начинает плакать. Надо успокоить ее. А что с этой маленькой случилось?

— Дети, быстро опустите головы! Закройте глаза! Вспомните смешные события из вашей жизни!

Я беру на руки самую маленькую в классе девочку и выношу ее в коридор.

— Мамы, помогите, девочке плохо!

Кто-то бежит за врачом. Кто-то сбрасывает с маленького столика все на пол, берет из моих рук ребенка и укладывает его на стол. Приступ скоро проходит. Приходит врач и уводит девочку в своей кабинет.

А мама этой маленькой девочки? Почему ее нет здесь? Почему она не предупредила меня о болезни своей дочери?

Я еще не пришел в себя от всего пережитого, возвращаюсь в класс. Мои ребятишки так и сидят — опустив головы на парты и закрыв глаза. Они уже успели посмеяться.

— Поднимите головы, дети!

Заметили ли они что-нибудь? Нет! Только Русико могла что-то увидеть, но она была занята собою: плакала и звала маму, и еще этот новенький. Я жму ему руку, быстро усаживаю третьим в среднем ряду. Успокаиваю Русико («Давай будем вместе ходить по классу!»). Помогаю Бондо быстро надеть ботинки.

«Вот вам и одним ребенком больше, одним меньше!»…

— Смешинки ваши расскажете мне на перемене! — приоткрываю вторую часть моих задач на доске. — Здесь (указываю на фигурку с кругами), по-моему, восемь кружков! — и делаю вид, будто еще раз перепроверяю себя. — Прав ли я?..

Ступенька взросления