По вечерам я сажусь за письменный стол и пытаюсь писать рассказы. Иногда мне кажется, что примерно один из пяти рассказов написан в старом стиле, который был у меня до болезни, и я радостно бегу к жене, чтобы показать свой успех. Мы распечатываем удачный рассказ, а жена его редактирует и посылает в «Новый мир».
Жена так и работает на моем месте в банке. Каждое утро она на автомобиле ездит в офис, а вечером возвращается. К этому времени я варю борщ и накрываю на стол. Иногда летом по выходным мы ездим за город на шашлыки, слушаем веселую музыку, а я ловлю рыбу.
Мои родственники – папа, мама, братья – очень любят меня и приходят в гости. Они приносят подарки и устраивают пир. Я только ем, но алкоголь не пью. Алкоголь мне запрещен, потому что я пью таблетки.
Один мой приятель-шизофреник лечит свою болезнь псалмами и молитвами. Встанет утром в шесть и раз пятьдесят прочтет что-нибудь. Ему помогает. Он пишет стихи, рассказы и картины и разносит их по церквям, где прихожане и батюшки его хвалят. Он, в отличие от меня, не пьет таблетки и считает, что его спасает вера.
Когда я совсем отчаялся в том, что смогу снова писать, то позвонил ему и сказал: «Миш, давай я схожу с тобой на литургию», – он согласился и ждал меня утром на Пушкинской в центре зала.
Потом я два часа стоял на службе, принял причастие, а священник говорил проповедь про таблетки, которые не действуют, и про спасение молитвами и постом.
Позже я пару раз брал у Миши молитвенник, но молитвы, записанные на церковно-славянском языке, были трудны для понимания, а самое главное – веры в то, что слова могут помочь мне вернуть манеру письма, не было. Я полагаюсь на маленькие горькие кругляшки и уколы, которые практиковали врачи.
Когда я прихожу в больницу, то больше всего огорчаюсь, что вижу старых знакомых. Толстого Сережу, поклонника Бодрийара, чекиста.
Они подходят ко мне и спрашивают:
– Чего пришел?
– К Ароньевичу.
– На прием или просто так?
– На прием.
– А ты работаешь?
– Работаю.
– Кем?
– Писателем.
«Угу», – говорят они и идут, шатаясь, по коридору дальше, чтобы занять свои кровати или успеть на обед. Они находятся в больнице годами, потому что при уменьшении дозы у них начинаются галлюцинации, страхи или бредовые идеи. Их только иногда направляют в санаторное отделение, а потом опять возвращают.
Я их очень люблю, и мне их так жаль, что слезы наворачиваются.
Ольга Аникина
Доктор, здравствуйте
– Доктор, можно?
– Вы видите, я занимаюсь другим пациентом. Дождитесь своей очереди.
– Послушайте, передо мной уже прошло четыре человека, и вы каждый раз говорили – подождите, подождите.
– Четыре человека? Как это, уже четыре?
– Ну да, одна была с рецептом, другая с острой болью, третий – дедушка ветеран, четвертая прошла, потому что у нее ребенок маленький на руках.
– Но вы же видите, я занята, я заполняю карту.
– Доктор, я ненадолго, вы меня хорошо знаете, меня даже осматривать не надо…
– Конечно, я знаю вас. Еще бы я вас не знала. Вот потому-то я и говорю вам: посидите, я пока принимаю других.
– Доктор, но я ведь тоже пациент.
– Вы
– Ох…
Через двадцать минут из кабинета выходит пациент, держит в руке бумаги, направления на анализы и больничный лист.
– Доктор, это снова я.
– О, боже мой… Совсем про вас забыла.
Но передышка эта – только видимость. Через секунду в кабинет влетает еще одна женщина-врач, приземистая блондинка-перманент лет пятидесяти, с такими губами и бюстом, о которых простым смертным остается только мечтать. Она никого не замечает, и вообще, она, кажется, не видит перед собой никаких препятствий.
– Алла Ивановна, миленькая, я вам направила платного пациента. С чеком, сидит уже пятнадцать минут возле вашей двери. Примите поскорее, будьте ласковы.
– Маргарита Петровна, о чем разговор, конечно, платные у нас идут без очереди, пусть проходит. Мои хорошие, – врач обращается к пациентам, сидящим около кабинета, и к той, что пытается протиснуться внутрь: – Мои золотые, еще буквально десять минуточек… Да, кстати, а вы сделали ЭКГ? Какая молодец. И кровь сдали, как я вам говорила? Еще две недели назад? Неужели вы столько ко мне ходите уже? Ну тогда еще немного подождите, вы же понимаете, я вас обязательно приму, до конца рабочего дня еще много времени.
– Доктор, сколько же можно ждать…
Дверь кабинета закрывается.