— Прошу предоставить мне на суде те же права, которыми пользуются воры и убийцы. Я имею право доказать свою порядочность и защитить свою честь.
Делегорг отчеканивает:
— Вам известна статья 52 закона 1881 года?
— Я не знаю законов, и не хочу их знать…
Зал кипит. Едва слышен конец фразы обвиняемого:
— …в данный момент!
Делегорг категоричен:
— Я отвожу данный вопрос.
В этом странном судопроизводстве защитники задают вопросы председателю суда, а он решает, нужно ли отвечать на них или нет. В этой формальности есть что-то смешное, поскольку принятый или отведенный вопрос все равно услышан всеми присутствующими!
Золя, промолчавший все первое судебное заседание, на втором начал грубить. Заседание прервано.
По возобновлении обвиняемый дает объяснение:
— Я писатель. Мне непривычно выступать перед большой аудиторией. Я очень нервный человек, и может случиться, мои слова искажают мою мысль… Я хотел сказать, что меня возмущает не сама высокая идея законности, а козни, которые мне строят, и тот образ действия, пользуясь которым меня привлекают к суду, выхватив из всего «Я обвиняю!..» лишь несколько строк… Я считаю, что это несовместимо с правосудием.
Золя был прав. Но тайное судилище постановляет, что прав председатель, запретив задавать вопросы свидетельнице, и госпожа Дрейфус уходит со сцены, не вымолвив ни единого слова.
После Люси Дрейфус вызывается адвокат Леблуа. Он был юрисконсультом Пикара во Втором бюро и одним из главных действующих лиц в процессе Дрейфуса. Леблуа рассказывает о том, как Пикар, которому грозили крупные неприятности, поделился с ним некоторыми фактами. Это показание имеет первостепенное значение. Ибо именно этим и ничем другим военные накрепко связали по рукам и ногам начальника Разведывательного бюро.
— Снимаю вопрос, — решает Делегорг.
Адвоката Леблуа сменяет Шерер-Кестнер — похудевший, изможденный, лысый, с длинным носом и седой остроконечной бородкой. Он похож на ученого.
Вице-президент Сената, недавно оплеванный прессой, хочет прочитать письма, посланные Пикару генералом Гонзом в ту пору, когда у начальника Разведывательного бюро начало складываться убеждение в невиновности Дрейфуса и в предательстве Эстергази. Сам Пикар говорил об этом генералу Гонзу. Тогда-то и возникла переписка, в которой Гонз советовал Пикару быть осторожным, осмотрительным и, кроме фраз о необходимости добиваться истины, ничего не предпринимать.
Председатель суда решает:
— Письма Гонза оглашены не будут.
Зато Жозеф Рейнах, «Свиное Ухо», тайком наносит суду удар: он публикует эти письма в газетах, выступающих за пересмотр Дела. Могущество Четвертой державы. Печать играет чрезвычайно важную роль на всех этапах Дела Дрейфуса[164]. Теперь, несмотря на приказ исполнительной власти, процесс уже не удается удержать за юридическими шлагбаумами.
Шерер-Кестнер рассказывает, как его одурачил генерал Бильо. Когда свидетель признался генералу, что уверен в виновности Эстергази, тот уговорил его воздержаться от каких бы то ни было шагов в течение двух недель, а сам, воспользовавшись этим временем, заставил подвластную ему прессу всячески поносить сенатора. Такое двуличие возмущает Золя:
— Я прошу отметить, что генерал Бильо был уведомлен господином Шерером-Кестнером о событиях, которые должны были произойти. Прошу господина Шерера-Кестнера сообщить суду, что он — старый друг генерала Бильо, что они с ним на ты и что он слезно умолял генерала от имени всей Франции взять Дело в свои руки.
— Да, это так, — говорит свидетель. — Он просил меня молчать в течение двух недель. А в это время газеты обливали меня грязью, называя немцем и пруссаком.
— А меня — итальянцем!
Вызывают следующего свидетеля: Казимира-Перье, бывшего президента Республики в 1894 году. В тех рамках, которые предоставлены ему конституцией, Казимир-Перье готов рассказать о передаче секретных материалов военному трибуналу, осудившему Дрейфуса. Как? Опять Дрейфус?
— Снимаю вопрос.
В перерывах публика потягивается, притоптывает онемевшими ногами и подкрепляется бутербродами.
Вечером обстановка накаляется до предела. Жюль Герен дал приказ своим бандам избивать всех, кто не уступит им дорогу на улице. Приходится вмешаться полицейским, которыми кишмя кишит Дворец правосудия и прилегающие к нему здания, иначе дело могло дойти до того, что прохожих стали бы сбрасывать в Сену! Из здания суда выходят офицеры Генерального штаба, затянутые в свои ослепительные мундиры. На набережных фанатики и шалопаи распевают вокруг костра, в котором пылают газеты дрейфусаров.
Фаскель, Брюно и Демулен окружают писателя, проходящего твердым шагом под градом оскорблений.
Северина, «Сердобольная», этот трогательный персонаж бурлящей Республики, подруга Валлеса, посвящает Золя страницы, полные любви: