Во время этой потрясающей сцены обстановка так накалилась и была так тяжела для антидрейфусаров, что они приветствуют радостными возгласами эту логическую ошибку — еще одно из бесчисленных признаний нарушения правосудия.
Жорж Клемансо усмехается.
Ван Кассель лихорадочно делает какие-то невразумительные пометки.
Руки Золя — в непрерывном движении.
— Господин председатель, — говорит Альбер Клемансо. — Я запомню, что честь страны позволяет офицеру совершать подобные поступки, но не разрешает обсуждать их!
И тогда происходит нечто совершенно немыслимое. Опрос окончен, адвокат Эстергази горячо обнимает шпиона. Офицеры заполняют зал суда. Они устраивают овацию тому, кто, как они убедились, имел связь с Шварцкоппеном. В лучшем случае это шпион-двойник! Они бурно приветствуют любовника потаскушки Пэи, этого сорвиголову, который ненавидит и презирает их всех. Сам генерал Пелье сопровождает каналью!
И в довершение всего некий простак у всех на глазах пожимает руку прохвосту — это принц Анри Орлеанский.
— Сцена, достойная Гомера! — восторгается Гастон Мери.
Нет. Шекспира.
Из этого необычайного эпизода, который, как волшебный фонарь, осветил годы молодости III Республики, следует выделить особую сцену — объятье принца и шпиона.
Но ее необходимо дополнить.
Именно в этот момент проститутка Пэи произнесет одну из самых замечательных фраз, когда-либо сказанных историческими проститутками:
— Ах, миленький! — восклицает она, бросаясь Эстергази на шею. — Я просто сгораю!
Тем, кто не знает точного смысла этого жаргонного словечка, нетрудно догадаться, что оно означает.
Золя только что вышел от Жанны, которая теперь живет на Гаврской улице, в доме З. Жанна стоит у окна. Ей кажется, что гудки поездов на вокзале Сен-Лазар похожи на предсмертные стоны. Небо затянуто серыми туманами. Страх сжимает ей горло. Золя получает столько писем с оскорблениями и угрозами! Она зовет Денизу и Жака, торопливо натягивает на них пальто.
— Вот твоя шляпка, Дениза! Скорее!
— Куда мы идем, мамочка? Куда? — твердит маленький Жак.
Жанна, высокая и стройная, спускается с лестницы, проходит мимо швейцарской. На улице она почти бежит. Дети в недоумении бегут следом. Дениза тащит малыша за руку. Вдруг сердце Жанны забилось еще сильнее: вот он! Он идет впереди. Какое безумие выходить одному!
Открыв зонтик, Золя безмятежно шагает под мелким, частым дождем. Хоть бы взял извозчика! Жак хочет окликнуть отца, но Жанна зажимает мальчику рот.
Прохожие узнают писателя. Еще бы! Ведь повсюду его портреты. Какой-то рабочий чуть не сбил Жанну с ног, заглядевшись на Золя. Держа детей за руки, женщина, сошедшая с картин Греза, затерявшаяся в зловещем Париже 1898 года, бредет за Эмилем Золя по Гаврской площади, по Амстердамской улице, по улице Клиши. Наконец он доходит до Брюссельской улицы и исчезает в воротах своего дома, ничуть не подозревая, что за ним следили.
Во время этой прогулки, о которой позднее рассказала Дениза Ле Блон, Жанна Розеро не заметила человека, который неотступно следовал за Золя. Полиция не дремлет. Внутренний шпионаж свирепствует вовсю. Везде шпики. За время процесса Золя получает более полутора тысяч телеграмм, в одной из них было семнадцать тысяч слов. Г-н Вигье, начальник Сюрте Женераль, читает их раньше адресата. Принц Монакский поздравляет обвиняемого. Тот незамедлительно отвечает: «Глубоко тронут выражением Вашего сочувствия! Благодарю Вас за то, что верите в мой патриотизм честного француза. Примите мою почтительную признательность». Высокое начальство приказывает: «Следить за принцем Монакским». Оскорбительные телеграммы чередуются с поздравлениями: «Признайся, Золя, сколько тебе, Иуде, заплатили?»
Эмиль Золя получает телеграммы, адреса, целые кипы листов с подписями — из Испании, Голландии, Норвегии, из Екатеринбурга, из Варшавы, от еврейских общин Центральной Европы, от одесских грузин, от русских из Аахена, от румынских евреев, из Будапешта, из Австрии и т. д. Сотни посланий из масонских лож Италии, вдвойне заинтересованной этим делом в силу национальных уз Золя и потому, что в Деле замешан Паниццарди. Еще один пример: «Масонская ложа Гарибальди, итальянского Великого Востока, свидетельствует свое восхищение мужественному защитнику прав человека». «Проверить, не масон ли Золя!» — приказывает г-н Вигье. Но через два дня начальник Сюрте отказывается от этой затеи: невозможно взять на учет всех этих корреспондентов! Он ограничивается только самыми примечательными. 23 февраля: «Англичанка воздает должное твоей смелости и обожает тебя. Приди в объятья. Эдит Роуль»[170]. Г-н Вигье, хоть и совершенно измотанный, улыбается. Но это еще далеко не все! Устанавливается слежка за газетами, особенно за «Орор», штаб-квартирой дрейфусаров. Осведомитель доносит: «Следует отметить, что все сведения, касающиеся Генерального штаба, доставляет Клемансо, у которого, говорят, есть связи в Военном министерстве». Г-н Вигье тайком звонит во Второе бюро. Но его самого подслушивают.