Годфруа Кавеньяк, потомок члена Конвента, голосовавшего за смерть Людовика XVI, сына Луи-Эжена Кавеньяка, карателя июньской революции 1848 года, отпрыск семьи республиканцев, одинаково жестоких и по отношению к восставшему народу, и по отношению к аристократам, противник пересмотра, включается в борьбу.
7 июля Годфруа Кавеньяк, отвечая на запрос в Палате, заявляет, что он убежден в виновности Дрейфуса. Он перечисляет свои «улики», которые извлек из досье, еще раз обработанного полковником Анри: пресловутый документ с упоминанием об «этом каналье Д.» и опять-таки «признание» Дрейфуса, сделанное им Лебрен-Рено[176]. Палата решает обнародовать речь Кавеньяка. Секретное досье распространяется по всем мэриям Франции!
Дело опять попадает в какой-то мутный водоворот. Теперь у судьи Бертюлюса имеются доказательства того, что один из подложных документов, представленных полковником Анри, сфабрикован потаскухой Пэи. Он извещает прокурора Республики Фейолея о том, что намерен подписать ордер на арест Эстергази и Пэи. Антидрейфусар Фейолей противится этому. И когда министр юстиции дает Бертюлюсу запоздалое разрешение на обыск у Эстергази, Фейолей немедленно поручает следователю Альберу Фабру вести дело Пикара. Око за око!
При обыске у Пэи Бертюлюс находит кепи Эстергази и выворачивает подкладку. Не больше, чем на миллиметр. Под картонной прокладкой спрятан «освободительный документ», которым граф угрожал Феликсу Фору — таинственная бумага, якобы похищенная в Военном министерстве и врученная Эстергази «дамой под вуалью». Это последняя ставка Эстергази. Но тут появляется сам Эстергази.
Бертюлюс арестовывает его за подлог и за использование подлога. Майор вопит:
— Я не буду молчать! Расскажу все! Все! Все!
В полночь девку Пэи отправляют в Сен-Лазар, а Эстергази в Санте. Тогда расторопный следователь Фабр немедленно препровождает Пикара вслед за Эстергази. Зуб за зуб!
Вот в какой обстановке должен был начаться второй процесс Золя в Версале 18 июля.
Закусив у Жоржа Шарпантье, Золя и Лабори садятся в автомобиль, который ведет Фаскель. Машина набирает скорость. Золя любит быструю езду. Однако при выезде из Вирофлэ приходится сбавить газ: фыркающий автомобиль окружают полицейские на велосипедах.
Во Дворце правосудия их поджидает человек в котелке. Это — Мукен, начальник муниципальной полиции. Нам повезло, ибо мы сможем проследить весь процесс, минута за минутой, благодаря недремлющему оку полиции[177].
В 11.15 Мукет телеграфирует:
«Гг. Золя и Демулен прибыли в И часов… Никаких инцидентов, никаких выкриков. Мною приняты все меры, одобренные г-ном префектом. У здания толпится около трехсот человек».
«13. 40. Судопроизводство началось в полдень. До переклички присяжных адвокат Лабори заявил о неприемлемости гражданского истца. Суд отверг это заявление. Тогда Лабори немедленно подал заявление о том, что дело Золя должно рассматриваться в связи с Делом Дрейфуса… Снаружи народу немного, зал суда переполнен, но всюду спокойно».
Мукен поспешно возвращается в зал заседаний. Его помощники следят за анархистами, так как полицейский знает от шпиков, что те хотят спровоцировать инцидент.
«14. 20. Суд удалился для обсуждения заявления адвоката Лабори. Оно отвергнуто. Тотчас же Лабори заявил, что это решение должно быть утверждено Кассационным судом. Генеральный прокурор отверг это заявление, и суд еще раз удалился на совещание».
«14. 35. В тот момент, когда судьи выходили из зала, произошел бурный инцидент на глазах у всех присутствующих между гг. Деруледом, Юбаром и Рейнахом. Первые двое обозвали Рейнаха продажной шкурой и несколько раз крикнули ему „Вон из Франции!“… Господин Золя подал кассационную жалобу».
Чертовски жарко! Начальник полиции вытирает мокрый лоб… Что? Как, как? И вот пятая телеграмма: