Здравствуйте, я Лена Пантелеева!

Пришедшие с ним люди тем временем рассредоточились по комнате. Огромный человек с гладко выбритым черепом зажал своим необъятным телом в угол Ли, Сирый навалился на стену плечом и чистит ногти вытащенной из кармана «финкой». Третий, похожий на куницу, с бусинками черных глаз встает чуть сбоку от Туза. Петроградские деловые, прошу любить и жаловать. Сытые, наглые уголовнички. Меня они уже списали в расход и смотрят как на кусок вырезки — с чего бы начать? С задирания ног или по-простому, без изысков? Раз и юбку на голову, грудью на стол и сопеть сзади, вталкивая часть себя в мягкое, испуганное, до ожидаемого крика, до боли и слез. Однако рано вы меня списали гады, и юбки на мне нет, я в бриджах.

Господин Болотов ставит стакан на стол и проникновенно, с отеческой заботой в голосе спрашивает меня:

— Элен, скажи мне, будь любезна, где же находятся Ленькины «захоронки»? Где он хранил свое добро, девочка? Скажи мне это, пожалуйста, и я не позволю мучать тебя этим грубым и невоспитанным людям. Просто скажи.

Я глотаю холодный комок в горле и через силу выдавливаю из себя:

— Жё нэ компран па, месье Серж.

Туз недовольно скривится, вытаскивает коробок спичек, закуривает папиросу с длинным мундштуком. Долго смотрит на меня как на неведомого зверька и скучающе продолжает:

— Все ты понимаешь, Леночка, все ты понимаешь. Скажи где добро Ленькино и я уйду. Если же будешь молчать… Тогда, вон тот человек — рука с папиросой ткнула в Сирого — он очень тебя не любит, уж и не знаю почему — отрежет тебе палец. Любой. И, кстати, обрати внимание на его лицо. Помнишь, как сказано в трудах итальянского профессора Чезаре Ламброзо о прирожденных преступниках? Вот он именно такой и есть. И вряд ли такой хомо вульгарис найдет для тебя в своем сердце хоть каплю милосердия.

— Я помню, Сергей Александрович. Вы это читали по памяти, тогда, на именинах братика.

Я жалобно и тихо отвечаю, молчать мне нет никакого смысла. Растерянно взмахиваю ресницами и, чуть заикаясь, продолжаю жалко лепетать:

— А если я ничего не знаю, Сергей Александрович? Вот абсолютно ничего не знаю? А вы меня станете спрашивать и мучать! Вам потом не будет стыдно, месье Серж, совсем-совсем?

— Да как она не знает, Туз! Знает, шалава! Ленька эту сучку сам, в одного туда возил на извозчике и всегда они сходили за квартал! Таился он от братвы, скрытничал, что варнак старообрядцкий! Это наше с ней будущее, говорил нам, не вам знать о делах моих, темные элементы! Насмехался, гад! А эта, шалава, брюлики, наверное, с ним вместе и прятала! У, крыса епана!

Сирый замахивается на меня кулаком, но не бьет, ждет разрешения, команды хозяина. Пес!

— Вот видишь, Леночка, нет смысла от меня что-то скрывать. Сирый все видел. Скажи мне, где украшения, деньги, золото? Ты ведь не хочешь, чтобы твое прекрасное лицо, эти восхитительные черты были изуродованы, вот допустим, руками вот этого человека! И это помимо отрезанных пальцев!

Сергей Александрович обхватывает меня за щеки стальными пальцами и резко поворачивает моё лицо в сторону куницеподобного. Больно. Человек-куница сладостно улыбается, гора мышц в углу одобрительно бурлит голосом.

— У него ведь есть очень острая бритва, Леночка, а у Сирого есть нож. Тебе будет очень больно, а пальцев у тебя не будет, и ты не сможешь перевязать свои раны… А когда оно само все заживет, то на твоем прелестном личике останутся страшные, безобразные шрамы. Допустим вот здесь!

И это животное тычет меня в лоб огоньком папиросы.

Боженька милосердный, боль-то какая! Я все им скажу, все-все! Нет, дрянь, молчи! Я сам им скажу. Они у меня подыхать будут страшно и, уходя из мира слышать твой голос, а сейчас не мешай, не мешай, уйди, пожалуйста. Вот и хорошо.

Я поднял слезящийся от боли взгляд на Туза:

— Зря ты это сделал, Серега. А ведь пожить бы еще мог.

Взгляд Туза растерян, он невольно отпускает мое лицо и переводит глаза вслед за моим взглядом на моего самурайчика, которого я громко и страстно, аж в горле запершило от придыхания, прошу:

— Ли! Töte diesen Nilpferd! (убей этого бегемота).

А что? Шок, это по-нашему! Думайте, что я сейчас прорычала на замечательном вот для таких ситуаций дойче! Да и драгоценные секунды времени, доли, миги, нано, мне так сейчас нужны! И поэтому я сразу же стреляю, на последнем слоге.