Здравствуйте, я Ваша золушка

    – А если влажной марлей протереть, а потом утюжком… – начал Федор Иванович и осекся, увидев в глазах Сашеньки слезы. Они блеснули и все-таки покатились по щекам, переполняя душу неимоверным отчаянием и болью. «Ах ты пень старый! Ах, кочерыжка бестолковая! – воскликнул про себя Федор Иванович, мотая бородой, – да что ж ты пичугу такую праздника лишил, да что ж ты натворил-то!»

    – Ничего страшного, – смахивая слезы, попыталась улыбнуться Сашенька. – Все к лучшему. Я и сама знаю, что мне там делать нечего, напридумывала просто… Ну как бы я с чужими людьми общаться стала… это же на всю ночь… Марину вот подвела, а так… незачем мне на бал ехать… Все к лучшему…

    – Да ты что! – взорвался Федор Иванович, – Да кому как не тебе ехать?! Ты только посмотри на себя! Принцесса, как есть принцесса! Не какая-нибудь штампованная, а настоящая! И ни один бал без тебя хорошим не получится! Дурацким будет без тебя бал! Пустым и дурацким! – он всплеснул руками и издал беспомощное продолжительное «у-у-у».

    Эти искренние слова мгновенно высушили слезы, Сашенька мягко улыбнулась и вдруг неожиданно для себя с грустью сказала:

    – Просто там будет один человек… я хотела его увидеть.

    В комнате воцарилась тишина, Федору Ивановичу даже показалось, что он дышать перестал. На лице Сашеньки явно читались испуг и удивление – кажется, она сказала вслух то, что и про себя-то не произносила… «Просто там будет один человек… я хотела его увидеть», – самые обыкновенные слова о чем-то необыкновенном.

    – Он? – еле слышно спросил Федор Иванович.

    – Он, – еле слышно подтвердила Сашенька и опустила глаза. Щеки порозовели.

    Теплые особенные чувства, которые могут быть одновременно невесомыми и невозможно тяжелыми… Миллионы надежд, которые могут дарить счастье или поселять в сердце горькую тоску… Капля восторга, которую можно сравнить с чудом или вечным проклятьем… О, как много Федор Иванович знал об этом, как много… Но он-то – беспутный олух, заслужил душевные муки, потому что предал свою Машеньку, а Сашеньке-то за что? Ее-то надежды почему должны превратиться в пыль на ветру?.. Несправедливо! Понимать же надо!

    Федор Иванович со злостью посмотрел на ненавистное пятно и… хлопнул себя ладонью по лбу!

    – Подъем! Ноги в руки и за мной! – скомандовал он и вылетел из комнаты. – Будет у тебя платье, честное слово, будет!

* * *

    Перед дверью бывшей жены Федор Иванович стоял целых пять минут – не поднималась рука к звонку. Это дома последние две недели он храбрился и пыжился, придумывал многоходовые примирения и репетировал витиеватые фразы. А здесь – трусил. Трусил, но не отступал. Ради Сашеньки и ради того самого сто первого «прости», которое не досказал тогда, он должен был переступить порог Машенькиной квартиры. Должен. И еще – ради своей мечты…

    Наконец, он медленно поднял руку, что-то буркнул под нос и нажал кнопку.

    Сначала – тишина, потом еле слышные шаги, потом опять тишина, потом бряцанье замка.

    Федор Иванович обернулся на Сашеньку и, встретив понимающий взгляд, несколько приободрился.

    Дверь распахнулась.

    – Добрый вечер, – ровно произнесла Мария Дмитриевна Веревкина, приветствуя гостей.

    – Здравствуй, Машенька… Маша… А я вот зашел… по делу. А это – Александра, постоялица моя. У нас тут кое-что приключилось… только ты можешь помочь… э-э-э… да, только ты.

    Сашенька, прижимая к груди чехол с платьем, с интересом и надеждой смотрела на Марию Дмитриевну. Именно такой она ее представляла – приятной, женственной, спокойной. Тяжелые каштановые волосы собраны на затылке в пучок, взгляд чуть строгий, но в глазах искрится тепло, кофта белая, накрахмаленная… Она похожа на добрую учительницу, которая собирается сказать нечто важное на классном собрании.

    – Проходите, пожалуйста, – Мария Дмитриевна посторонилась, пропуская гостей.

    Очутившись в единственной комнате уютной квартиры, Сашенька огляделась – да, здесь действительно живет профессиональная портниха и ее жизнь неотделима от любимого ремесла. В углу – деревянная ширма, дверцы массивного шкафа открыты и на них на двух тонких золотистых вешалках висят прямое платье и недошитое короткое пальто, на столе несколько игольниц, напоминающих рассерженных ежиков, голубой сантиметр, оранжевый сантиметр, линейка, плоские кругляши мела, коробка с обрезками ткани. Но на полу – ни ленточки, ни ниточки, ни пылинки.

    – Машенька… Маша, – вновь неуверенно забормотал Федор Иванович, – давай пройдем в кухню… и я тебе все объясню… э-э-э… я бы не стал тебя беспокоить, но… а Саша пока посидит здесь… подождет…

    На лице Марии Дмитриевны появилась улыбка – быстрая, приятная, и этого оказалось достаточно, чтобы Сашенька успокоилась.

    – Хорошо, я как раз заварю чай. У меня есть пирожки с повидлом. Александра, вы любите пирожки?

    – Да, очень люблю.

    – Вот и прекрасно. Пойдем, Федор, ты мне поможешь.