Родин проводил их взглядом, покачал головой, вздохнул, вышел на тротуар и увидел двух мужчин в штатском, которые стояли на другой стороне улицы.
Прошло два дня, Бравин уже начал садиться.
Наташа поправляла ему подушки, рассказывала, что побывала в спортшколе, с осени ее возьмут на работу. Бравин любовался женой и думал: нет худа без добра, ребра заживут, а любовь останется.
Наташа шла из больницы домой, когда рядом, скрипнув тормозами, остановилась «Волга». Из машины вышел мужчина. Наташа закрыла глаза, не понимая, где сон, где явь, провела ладонью по лицу и попыталась взглянуть на полноватого, модно одетого мужчину с неприязнью.
— Натали! — он шагнул к ней, растопырив руки.
— Ты? Зачем? — Понимая, что сдается и не будет в ее жизни наивного Бравина, провинциальной спортшколы, все-таки сказала: — Я же телеграфировала...
— И я здесь, — тренер решительно усадил Наташу в машину, сам сел за руль. — Заедешь домой, соберешь вещи. Что это за номера? У тебя через пять недель Европа. Ты понимаешь? Твой последний шанс. Или ты человек, или никто.
Наташа не сопротивлялась, позволила привезти себя домой, побросала вещи в чемодан, чиркнула два слова: «Извини и прощай».
Промелькнул дорожный указатель: «Брест», перечеркнутый красной полосой.
— Я специально заехал на машине, а не самолетом.
Ты успеешь прийти в себя, — говорил тренер.
— Считаешь, у меня есть еще шанс?
— Иначе бы я приехал?
Наташа выпрямилась, подняла голову, сказала:
— Здравствуйте, пограничный контроль! Что же, попробуем. Взглянем, что там, за поворотом.
Врач ошибся, Бравин через месяц уже вышел с нарядом. Трофимова комиссовали по состоянию здоровья. Жизнь продолжалась.
Пограничники стояли на платформе, курили, о чем-то разговаривали, смеялись. Раздался протяжный гудок. Пограничники бросили сигареты, оправляя форму, расходились вдоль перрона. Состав вздрогнул, остановился, пограничники вспрыгнули на площадки.
Молодой пограничник открыл дверь купе, поднес ладонь к фуражке и сказал:
— Здравствуйте, пограничный контроль!