Здравствуйте, Скорую вызывали?

Успеваем обменяться ошалелыми взглядами – у всех одно выражение лица – выпученные глаза и отвисшая челюсть. «Р» - означает реанимация. То есть там – смерть. Водила с каким-то жутким рыком затягивает «ручник» и бьет по газу, выворачивая руль. «РАФа» совершает «полицейский» разворот на 180. Мы успели отъехать метров на триста-четыреста, через перекресток. Кажется, что машина прыгнула. Слава Богу, вечер и встречных машин немного. Все посторонились, наш пируэт никого не загнал в столб. У милицейского фургончика стояла «восьмерка» с распахнутыми дверями. Двое милиционеров с дикими матами удерживали на тротуаре рычащий, хрипящий, воющий клубок. Еще двое сидели в сторонке на бордюре в позе «покатаемся на санках». Голенастый рыжий зловредный «гаишник» вольготно разбросал свои руки-ноги и почти интимно откинулся головой на грудь своему напарнику. Тот, оскалившись прокуренными зубами, держал его одной рукой поперек груди за портупею, а второй сжимал рыжему горло. Сквозь пальцы била тугими  фонтанчиками кровь.

- Бритвой… гнида! Бл…дь! Он ему «Документы!» А тот ...бритвой! И за кобуру ему! Я вот держу, а все равно течет!

Кровищи-то!

Два зажима прямо в рану. Пережимая все что можно и не можно. Лишь бы остановить кровотечение.  Я впервые видел, как может фонтанировать кровь из артерии. Струей мне снесло с лица очки.

- Зажимы накинул ?!

- Да!

- Придерживай! Соскочат – потеряем мужика… Света, подкалывайся!

- Куда?!! У него давление по нолям уже – сосуды спались!

- Режь, еб*ь!

Вам приходилось делать венесекцию на тротуаре, на коленях, по уши в крови? Нет? Попробуйте. Вас потом уже ничего не выведет из равновесия.

- Скорее! Лей струей! Вторую руку тоже режь! Объем теряем! Встанет - не заведем!

Через прорез в трахее натекла кровь. Рыжий начал захлебываться. Особо не мудрствуя, прорезали дальше и завели трахеостому. Через нее же отсосали кровь. Милицейский старшина (а про него просто забыли!), который все это время держал безвольное тело товарища у себя на груди, насмотревшись на наши манипуляции, вдруг начинает блевать.

Перекидываем пациента на носилки. Визжат тормоза, рядом останавливается сразу несколько патрульных машин. От «мигалок» начинает мельтешить в глазах. Старшина, отблевавшись, поднимается с четверенек и закидывает руку за спину. Лязгает металл. С нечленораздельным ревом, почти с колен, он прыгает в сторону «ментовоза», куда только что запихнули агрессора. Кто-то из его коллег успевает перехватить и отбить вверх ствол. Пуля уходит в небо. Старшину зажимают свои. Отбирают оружие, утирают лицо, заталкивают в машину. Присутствующие офицеры делают вид, что ничего не видели. Наконец носилки в машине. Водитель рвет с места так, что захлопываются открытые двери. Почти мгновенно нас догоняют и обгоняют две патрульные машины. С ревом, мигалками летим в Горбольницу. Там ждут.

Долго отмываемся в приемном покое. Не стесняясь друг друга, раздеваемся и замываем одежду. Халаты ладно, новые выдадут, а вот брюки… Эх-х-х, жалко штаны, почти новые.

Около нашей «РАФы» стоит патрульная машина ГАИ. Наш водитель и милицейский лейтенант молча курят. Молодой гаишник старательно домывает наш салон. Не за страх. По совести.

Что говорить? Молча киваем друг другу и забираемся на свои места…

«Медик. Медик 42. Горбольница. Свободен в 19.35.»

* * *

К ночи наконец заехали на станцию. Поменяли шприцы, сдали карточки, дополнили «укладку» лекарств. Поднялись в холл у «аквариума». Там стояли квадратом дермантиновые диваны с низким столом посередине – ритуальное место чаепития и чаетрёпа. Налили, заварили, еще налили… кофейники работали непрерывно. Только их конверсионная родословная (делались на каком-то оборонном заводе) позволяла выдерживать такие сумасшедшие нагрузки. Пили чай три-четыре бригады в тот момент, когда в холл зашел странной походкой один из наших коллег. Педиатр. Обычно ездил один. Спокойный, уравновешенный человек.

Сбросив карту вызова, он, строго глядя перед собой, прошагал до дивана и плюхнулся с краю. «Ненормальность» его поведения была отмечена, но деликатность не позволила сразу приставать с вопросами. Наконец, отхлебнув чаю, он произнес:

- Только не говорите, что я все вру!

«Обчество» изобразило вежливое внимание опытного психиатра. Рассказ был коротким и внятным. Последовала пауза. Народ пыжился, медленно набирая давление. Разрядил всех вопль Старшего врача смены, который проверял каждую карту вызова: «Это что за херня тут написана, а?!!!!»

Тут взорвались все присутствующие! Хохотали до слез и соплей, до икоты и пуканья. Потом пошли комментарии и советы, которые вызывали все новые волны смеха. На несколько минут станция была просто парализована. Ржали все.

...Вызов был невнятный, жалобы путаные. Угрозы для жизни не было, а потому послали первого вольного врача. Им оказался наш доктор-педиатр.