Потом была проза. Папенька занимался маменькой, спасая ее рассудок ваткой с нашатырем, я – дочкой, напрочь убивая в ней желание еще раз травиться всяким подручным гумусом. Выпитая зеленка, по пути «обратно», скрасила ее нежный образ, добавив изумрудно зеленую нижнюю челюсть и трудно смываемое пятно в виде слюнявчика на юном декольте. Сожранные антибиотики не успели вылечить ее от всех бактериальных инфекций сейчас и в будущем, но придали с помощью неслабого аллергического отека глаз и губ восточную пикантность. Фурациллин обеспечил «незаразность» всему, что осталось на ковре. Выпитая валерьянка – любовь «до гроба» всех соседских кошек. Ударная доза противозачаточных согрела надеждой, что «принцесса» если и будет размножаться, то только почкованием.
Далее было еще более скучно. До папика дошло, что госпитализация дочечки в психушку плохо повлияет на его карьеру, и он пустился во все тяжкие. От умильного воркования, до угроз, от потрясания деньгами, до попыток позвонить начальству. Последнее было проделано совсем зря. Старший врач смены обладает особой прочностью и редкой несгибаемостью по части телефонных угроз во время смены. Это в жизни они бывают белые и пушистые, а вот на работе… Хулитель и сноб был мгновенно послан в пампасы, ловить бизонов собственной панамкой. Реакция была удивительной. Еще пару минут назад брызгавший слюной и оравший мужик сломался. Сидел на полу у кровати дочери и плакал.
Необходимости в госпитализации в психиатрическую лечебницу собственно не было, да и ломать девке навсегда биографию не хотелось. Было конечно желание наказать резкого, как понос в Африке, папу, но не за счет, в общем-то, невиноватого в своей глупости ребенка. Потом пришло понимание. Он испугался. И страх за дочь сделал его таким. Грубым и агрессивным. Бог ему судья. «Бытовая пищевая интоксикация». Точка.
Монета
"У монеты две стороны. И не важно, какой стороной она легла. Ее цена не изменилась..."
Часть первая. Аверс.
...Как всегда на остановке толпилась куча народу. Расшатанные "ЛИАЗ"ы, взволнованно пыхтя убитыми моторами, пытались увезти невозможное количество людей. Лето. Зимнее проклятие этих автобусов - многочисленные щели - превращалось в изысканное удовольствие летнего переезда. Стоило поймать лицом тугую струйку воздуха, как толкучка, давка, жар разгоряченных тел становились уже второстепенными... Жить становилось веселее и уже не так было досадно, что по ногам прошлась дебелая вонючая тетка, что посланные за билетиком копейки поглотила толпа, что сандалии опять приобретут потоптанный вид и уже не смогут скрыть свой истинный возраст. "Уф-ф-ф.. Хорошо то как!" Особенно на повороте, когда человеческий кисель инертно плюхает от борта к борту и в эти мгновения возникает иллюзия достаточного пространства... "Ничего, доедем... главное - влез!"
Перехватил взгляд стоящей рядом девушки. Та, наморщив чистый лобик и поджав губки, с подозрением разглядывала его руку. Непроизвольно поджал пальцы. Все нормально, ногти вот только странного желто-коричневого оттенка. "Морщится... Кукла. Не понимает, но на всякий случай отстраняется. Балда! Не грибок это! Не буду ж я тебе сейчас рассказывать, как тщательно следует после "семи купелей" протирать йодом ногтевые ложа. Прежде чем нырнуть напряженными пальцами в распяленное нутро перчатки... Эх! А хороша девочка-то! Вон, какие линии... угадываются! Шейка, ушко, золотистый пушок на щечке!... Такая лапа! Да не зыркай ты так на меня, не заразный я..."
Толпа, вздохнув, крякнув, колыхнувшись, затопталась внутри автобуса. Остановка. Алексей успешно отстоял свой островок с персональной струйкой воздуха, выдержав несколько тычков в спину и невнятное ругательство. Девица взглянула на его еще раз, уже более благосклонно, То, что он вцепился в поручень именно здесь, позволило и ей остаться на месте.
Ловко раздвинув людей, перед ними оказался верткий дедок. Несмотря на жару, одетый в светлый костюмчик, купленный вероятно еще во времена хрущевской оттепели, веревкообразный галстук и лихую тряпочную кепочку. На пиджаке одиноко трепетала палочка наградных планок и какой-то необъяснимый знак, с красным знаменем, трактором и лозунгом что-то там про социалистическое соревнование. Дед завис над сидящими и привычно загундел:
- "...Ветеран... старый человек... пора бы и совесть поиметь... молодежь бесстыжая... за вас кровь проливали... и т.д."
"Бесстыжая молодежь" - женщина лет 45, вздохнув, поднялась со своего места и начала пробираться к выходу. Дед ужом ввинтился между ней и вожделенным местом и победно уселся. На коленях возникла клеенчатая сумка, в которой что-то знакомо звякало и булькало. Поймав укоризненный взгляд, стоящей рядом пожилой женщины, дед моментально огрызнулся:
- "Чо смотришь! Имею право! Мы свое отстояли!"...