Здравый смысл врет. Почему не надо слушать свой внутренний голос

Финансы во многих отношениях — еще не самое страшное: наличие таких индексов, как S&P 500, обеспечивает хотя бы общепринятые точки отсчета, относительно которых измеряются результаты деятельности отдельных инвесторов. В бизнесе, политике или индустрии развлечений, однако, единая мерка для оценки индивидуальных способностей отсутствует вообще, а независимых «показателей», относительно которых можно производить измерения, еще меньше. Что особенно важно, серийные достижения обычно не являются независимыми демонстрациями навыков и способностей в том смысле, как, скажем, независима каждая из побед Роджера Федерера в профессиональном теннисе. Можно предположить, что репутация спортсмена пугает противников, предоставляя ему психологическую фору, или что турнирная сетка составлена таким образом, что лучшие игроки встречаются друг с другом только в последних раундах. И то, и другое может рассматриваться как преимущество, вытекающее из предыдущих успехов. Тем не менее каждый раз, когда Федерер выходит на корт, он должен выиграть в более или менее тех же обстоятельствах, что и в первый раз. Никто ведь не думает, что ему следует предоставить, скажем, дополнительную подачу, или право опровергать судью, или любое другое преимущество только лишь потому, что он так часто побеждал в прошлом. Аналогичным образом, было бы странно начислить команде дополнительные очки в начале второй игры плей-офф Национальной баскетбольной ассоциации только за то, что она выиграла первый из семи матчей этого раунда. Одним словом, в спорте мы придаем огромное значение равенству стартовых условий для всех.

Большая часть жизни, однако, характеризуется тем, что социолог Роберт Мертон назвал эффектом Матфея — в честь библейского Матфея, говорившего: «Ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет». Матфей имел в виду только богатство (отсюда фраза «богатые богатеют, бедные беднеют»), однако, согласно Мертону, то же правило применимо к успеху вообще. Иными словами, победы в начале карьеры дают определенные структурные преимущества, которые в свою очередь повышают вероятность последующих успехов вне зависимости от способностей человека. Младшие научные сотрудники, получившие работу в лучших университетах, как правило, имеют меньше педагогической нагрузки, привлекают лучших аспирантов и легче добиваются грантов и публикации своих статей, чем их коллеги из второстепенных вузов. В итоге два человека, работающие в одной области и характеризовавшиеся сопоставимыми способностями в начале карьеры, через пять-десять лет добьются совершенно разных результатов. И только лишь потому, что их наняли разные институты! И чем дальше, тем глубже будет разделяющая их пропасть. Но и это еще не все. Успешные ученые, как правило, получают львиную долю признания за все, к чему ни приложат руку. Например, когда они пишут статью в соавторстве с никому не известными аспирантами, именно последние порой выполняют большую часть работы или подают ключевые идеи. Как только кого-то признали «звездой», он получает не только больше ресурсов и возможностей сотрудничества (что обеспечивает наилучшие результаты), но и более чем заслуженную долю при знания^{264}.

Мертон писал о карьере в науке, однако те же самые процессы действуют и в большинстве других профессий. Успех ведет к известности и признанию, которые, в свою очередь, дают больше возможностей преуспеть, больше ресурсов и большую вероятность того, что последующие ваши удачи заметят и припишут именно вам. Отделить эффекты такого аккумулированного преимущества от различий во врожденных способностях (таланте) или упорном труде весьма сложно. Впрочем, в ряде исследований ученые обнаружили: как бы старательно ни была отобрана группа людей со схожим потенциалом, со временем их состояния станут разительно отличаться, что в основе своей согласуется с теорией Мертона^{265}. Например, известно, что студенты, закончившие колледжи в период экономического спада, зарабатывают в среднем меньше тех, кто закончил их во время экономического подъема. Само по себе это не кажется странным. Однако суть в том, что это различие применимо не только к годам самой рецессии, но и аккумулируется с десятилетиями. Поскольку год выпуска, безусловно, не имеет ничего общего с врожденным талантом, устойчивость таких эффектов является четким свидетельством вездесущности эффекта Матфея.