Зебра

Камилле было непонятно, почему Зебра так изощрялся, чтобы скрыть от нее правду. Он должен был предвидеть, что она проверит правдивость его слов; разве что он нарочно солгал, чтобы жена поревновала, когда узнает, что он солгал. Камиллу так и подмывало взять Зебру за шиворот и трясти, пока тот не признается, что еще он затеял. Ей до смерти хотелось сбить с него спесь, сказать, что не такая уж она дурочка и что, насколько ей известно, эту ночь он провел не у дядюшки Жувена, но она сдержалась. Зачем ему знать, что она заезжала к Альфонсу? Этим она доставила бы ему слишком большую радость.

В последующие недели Зебра только и говорил о какой-то Анне, женщине-адвокате, с которой недавно снова повстречался и которая, разумеется, неизменно сопровождала его на деловых ленчах. Анна была, как говорится, отменно сложена, ни дать ни взять – греческая статуя, и обладала блистательным здравым смыслом. Зебра разливался соловьем, когда говорил о делах и поступках этой молодой женщины – Камилла втихомолку смеялась: предчувствовала, что завтраки наедине с Анной были скорей показными, чем опасными. Само существование женщины-адвоката представлялось ей чем-то невероятным.

Чтобы проверить свои подозрения, Камилла набрала телефон конторы и обратилась к Мари, секретарше Зебры. Наверняка та знает что-нибудь об Анне, раз ее хозяин целых два дня ею бредит.

– Алло, Мари? Добрый день, это мадам Соваж. Вы случайно не знаете адрес Анны… она в последнее время работает у вас как адвокат вместе с Гаспаром. Я хотела бы послать ей цветы.

– Вы говорите об Анне Манкович?

– Да, именно так. У нее невозможная фамилия.

– Одну минуточку.

Стало быть, Анна существовала на самом деле. Камилла опять-таки подумала, что Зебра, должно быть, решил использовать деловую связь с этой женщиной, чтобы возбудить ревность жены.

Поэтому Камилла нисколько не всполошилась, когда на другой день нашла обручальное кольцо нотариуса, аккуратно забытое им на фланце ванны из-за того, что он шел на свидание с Анной. По крайней мере так ему хотелось представить дело. Прием был несколько грубоватый. Камилла чувствовала себя слишком счастливой, чтобы позабавиться затеей Зебры в свою очередь, и она решила вести себя так, словно не заметила колечко. К возвращению мужа она приняла душ и вышла из ванной как ни в чем не бывало. Она ликовала, так как знала, что Зебра дожидается ее вопросов. Обручальное кольцо долго на мыльнице не пролежало. Конечно, Гаспар с досадой забрал его обратно.

Однако улыбка исчезла с лица Камиллы в тот день, когда Зебра решил совершить настоящую революцию в питании семьи, ссылаясь на то, что Анна расхвалила ему достоинства индо-калифорнийского диетического режима. Камилла отказалась кормить детей зерном, входящим в рацион хомяков; что до отварного салата, которому Зебра дал закиснуть, то она посоветовала отдать его Мари-Луизе в качестве слабительного для ее кошек. Таким образом, представление продолжалось. Камилла придумала ответный ход, предложив Зебре пригласить на обед эту даму-адвоката, лакомую до зерна, чтобы до конца выяснить вопрос с диетой. Она даже обещала приготовить для гостьи специальную похлебку.

Зебра ловко обошел ловушку, заявив, что Анна едет в Америку, а именно в Калифорнию, на «семинар диетологов», для нее это «где-то» очень важно, ибо «в жизни каждого тело и дух тесно связаны». С тех пор как Зебра стал изображать, будто у него связь с Анной, он пристрастился к пустым словам и выражениям, смысла которых сам не понимал, а еще он старательно рыгал, поясняя, что удержание в организме кишечных газов нарушает регуляцию половой энергии. Анна все это ему объяснила с помощью трех китайских пословиц, которые она узнала от некоего тибетского монаха. Короче говоря, в данный момент Анна в Лос-Анджелесе, пожевывает себе корни кактусов и, если расположение звезд будет для нее благоприятным, пойдет на курсы по изучению оргазма.

Камилла знала взбалмошный нрав Зебры и удивилась, что он полагает, будто она поверит и примет всерьез его басни; и вот как-то под вечер она зашла за нотариусом в его контору и услышала из-за двери вольный разговор о формах Анны. Зебра и Грегуар, его клерк, оценивали в сравнительном плане бюст и зад этой дамы; но в какой-то момент Гаспар спохватился и пожурил свое «угрызение совести» – так иногда он называл своего клерка – за то, что тот напомнил ему об Анне, которая, дескать, ему дорога. Стало быть, женщина-адвокат, лакомая до зерна, была вовсе не так безобидна, как думала Камилла поначалу. Зебра, судя по всему, не скупился на знаки своего расположения к ней.

Переступив порог конторы, Камилла не выдала своего замешательства. Хоть она и считала себя умней нотариуса, тот еще раз втянул ее в нелепую авантюру, играя на этот раз в открытую.