Зебра

Каждый день Камилла сопровождала Гаспара от дома Мироболанов до больницы и обратно, и так продолжалось до тех пор, пока врачи не решили отобрать у нее Зебру на недельку; по крайней мере так он это представлял себе, когда ему предложили лечь на обследование.

Изнуренный Гаспар немного посопротивлялся только для виду, но завопил, когда усатая медицинская сестра, несомненно обиженная судьбой в плане любовных интрижек, заявила, что жена не может разделить с ним больничную койку. Камилла сдерживала мужа, приносила за него извинения. Обследование было ему совершенно необходимо. Болезнь его разрасталась пышным цветом и уже в открытую охватывала весь организм. В лимфатических узлах образовались тугие катышки. Но Зебра все равно отказывался спать без Камиллы.

Если предстоящие ночи должны были стать последними, он хотел испить чашу супружеского счастья до дна. Таково было его последнее желание, безумная мечта угасающего любовника, он не желал замечать своей немощи; уже почти месяц Орас ни на что не откликался, превратился в реликт прошлого, осколок минувшей поры.

Камилла взяла сторону врачей, и после такого предательства Гаспар покорился. Стоя в больничном халате, он глядел, как она исчезает в конце коридора, после того как раздавался звонок, возвещавший об окончании времени посещения больных. Одиноким призраком бродил он по коридорам, перед тем как рухнуть на односпальную койку; Зебра промок от слез.

Однажды вечером Альфонс зашел за Камиллой в больницу и передал Зебре его почту. Среди счетов и рекламных проспектов было письмо с английской маркой. Тюльпан наконец-то нарушил молчание. Камилла и Альфонс, пожелав Зебре выздоровления, ушли, их выпроводил из палаты ворчливый страж, именовавший себя старшим братом милосердия. Гаспар попробовал отделаться от этого высокого начальства, швырнув в него шлепанец, но тот своего добился.

На обратном пути в машине Камилла и Альфонс смеялись над этой схваткой. Откуда едва стоявший на ногах Зебра черпал энергию, чтобы продолжать играть в жизни и идти напролом через все теснины? Он останется мятежным до конца своих дней. На Камиллу он смотрел каждое утро так, словно солнце в последний раз взошло над их союзом; раз уж он не мог каждый день инсценировать их первую встречу, оставалось лишь повторять каждый день сцену их нынешних встреч, чтобы любовь их продолжала жить во времени.

В почтовом ящике дома Мироболанов Камилла нашла другое письмо Тюльпана, адресованное ей. Она пробежала его глазами и пришла в замешательство.

Тюльпан не придумал ничего умней, кроме как послать письмо отцу – то самое, которое передал Альфонс, – где со смаком описал свою сладкую жизнь в Англии в нарочито шокирующих выражениях: «…чтобы угодить папе, ты же знаешь, как он обожает сильные эмоции», – писал он.

Тогда Камилла еще не знала, что сын давно уже догадался о том, к какому печальному концу приведет отца его болезнь. Письмо это было в глазах Тюльпана последним подарком отцу, оно в шуточной форме давало понять Зебре, что в жилах сына течет отцовская кровь.

В качестве примера Тюльпан процитировал матери наиболее бодро написанные места: «Я попал в очень потешную семью, и это очень хорошо. Отец семейства помешан на сексе, не беспокойся, я прикасаюсь только к его дочери. На наше счастье, вечером он закрывается у себя и приходует свою жену. Значит, я могу спать (…), положение улучшается, меня кормят два раза в день, а их старший сын отказался колоть меня героином…»

Тюльпан переборщил, и Камилла сочла нелишним поговорить с Зеброй, чтобы он не принимал письмо сына близко к сердцу, иначе у него подскочит температура. Набрала номер телефона. В палате Гаспара не оказалось. Сестры по ее просьбе прочесали больницу, заглянули даже в кухни и вернулись ни с чем: Зебра как в воду канул. Было маловероятно, что он стал невидимкой, поэтому старший брат милосердия пришел к выводу, что больной сбежал.

Полиция нашла его только в полночь в аэропорту Руасси, он был в растрепанном виде, кутался в пижаму и плащ, однако у него еще хватило сил таскаться в шлепанцах от окошка к окошку. Кассиры компании под трехцветным флагом, напуганные видом умирающего, отказались продать ему билет в Лондон и тотчас уведомили полицию.

Письмо Тюльпана произвело на Зебру сильное впечатление, хоть он и понимал, что сын красуется, и, чтобы предотвратить худшее, он бросился в аэропорт, ехал на электричке и такси в надежде тотчас вылететь в Лондон. Беда, в которую попал его малыш, заставила его забыть о пришедшем в негодность собственном теле. Он любил сынишку так же беззаветно, как Камиллу; в любви он не знал общепринятой мерки.

Гаспар видел в Сыне Божьем не просто акробата на кресте именно из-за его широко распростертых рук; часто задумывался о том, как бы Христос объяснился в любви к женщине. Вот так и Зебра хотел бы увековечить свою любовь к жене и сыну.

Но теперь уже дни его были сочтены.

В один прекрасный день Камилла, вернувшись с рынка, куда ходила вместе с Наташей, нашла короткую записку Зебры:

Я в монастыре Обиньи.[11]