Зебра

Трое встречались с девушками, которые были близки с ними из-за небольших и редких, но денег. Выбор у девушек тоже был, но… Им было это удобно и… Так совпало.

У троих после второго блюда обязательным был сок из сельдерея и еще чего-то повышающего. Вяло обсудив курс доллара, нефть и азиатские рынки, трое стали обсуждать своих, как они думали, женщин. Маленькую грудь одной. Странные повадки другой. У третьей был обнаружен некий недостаток в фигуре и… это уже не важно, какой. По их общему мнению, он был…

Ну, так принято. У них, у троих.

Им нравились женщины, с которыми они редко бывали близки, но говорить об этом в их компании было не принято, и это противоречило образу мачо.

Так… Заведено…

Они очень хотели, чтобы женщины их любили, и думали, что так оно и есть, но…

Их не любили.

Им очень хотелось, чтобы женщин в их жизни было больше…

Но у каждого была на тот момент только одна, хотя декларировалось иное…

Каждому хотелось подругу другого… Но им это было не по силам.

Так они убеждали себя, что они самцы.

Четвертый молчал и пил свой томатный сок. Говорят, томатный сок снижает давление.

Он вспоминал трех и думал о четвёртой, которую все считали неприступной.

Он увидит ее вечером. Сегодня. И завтра. У себя дома.

Ему не казалась маленькой грудь первой.

Вторая никогда не устраивала ему истерик.

У третьей, по его мнению, была безупречная фигура.

Троим в ресторане он об этом не скажет…

Я не ЗНАЮ

Иногда

Он очень уставал от людей. Иногда.

Скучал по некоторым из них. Иногда.

Вспоминая, думал, что прожил не одну, а уже сорок жизней, и понимал, что проживет еще столько же.

Сначала отчаянно сопротивлялся, но потом смирился с потерями.

Они были.

Иногда…

Метро

Еду

В вагоне

Метро

Стою

У выхода

Выхожу

Скоро

В дверях

Стекло

В нем

Отражение

Лицо

Не

Мое

Старого

Какого-то

Человека

Не

Узнаю

Его

Совсем

Но…

Это

Я

Я не знаю…

Зеленые джинсы. Да зеленые, stonewashed, были такие раньше, Lee. Зеленый бушлат – это пальто такое, короткое. В огромных альпинистских ботинках и клетчатой рубашке, белой. Тонкие полоски черного цвета, пересекающие друг друга на белоснежном полотне рубашки, виднеются под шарфом, обернутом вокруг шеи несколько раз. Шапка зеленая, естественно.

Вот так и шел зеленой саранчой, пожирая асфальт альпинистскими ботинками, в лучах уличных фонарей и в потоках холодного зимнего ветра сухой бесснежной зимы. С сигаретой в руке. «HB» сто миллиметров, белая пачка, сейчас таких нет.

Я иду. Просто иду. Мне хорошо идти. Со мной моя музыка, плейер в кармане, играет Banderas – «This is your life».

Я один. Мне так лучше. Так легче. Не одинок, просто один. Мне так хорошо.

Мир вокруг – как музыка, что играет в наушниках: загадочен и прекрасен.

Троллейбус. Старый. Они все такие, как будто они выходят с завода уже старые. Винтажные.

Сажусь на заднее сиденье и еду.

Куда? Я не знаю…

Я скучаю по нему, по тому парню в зеленом бушлате.

Он уехал на троллейбусе.

Куда?

Я не знаю…

Только один

Когда я слушаю музыку из моего прошлого, то…

Не сразу, но я оказываюсь там.

На тех улицах. В том себе самом, каким я был. С тем солнцем, которое светило тогда, или с дождем, который шел…

А иногда я оказываюсь с теми, с кем когда-то был…

Но очень часто один.

Только один…

Ревнивая

Рислинг закончился.

Часы неумолимо близятся к следующим суткам.

Все спят.

Стук пальцев по клавиатуре на экране. На стеклянном экране.

Музыка в телефоне через наушники дает пищу мозгу для эмоций.

Они медленно выливаются в слова черным текстом на белом фоне.

Мысли мечутся по прошлому в поисках того, что затронет магические струны несуществующего инструмента души, и муза прилетит и нашепчет что-то в ухо без слов. И снова красиво и необычно слова лягут так, что не захочется ничего менять.

Что в этот раз?

Тишина.

Ушла.

Улетела и не хочет рассказывать сказочные и волшебные истории.

Приревновала.

К рислингу.

Муза. Она такая.

Ревнивая…

22:33

Светящиеся отрезки зелёного цвета сложились незамысловато в цифры времени допотопных электронных часов. Яркие. В темноте. Мешают, когда хочется спать. Светятся.

Холодильник, стиральная машина, плита и мусорное ведро в глубине изгиба кухонной столешницы.

Мои соседи.

Две кошки приходят на свои места рядом с моей головой: на диване и на низком журнальном столе, который сразу за ним.

Мои кошки.

Окно открыто. Лето. Звуки шоссе не смолкают, и я вздрагиваю, когда монотонный гул мегаполиса разрывает рев мотора мотоцикла, проносящегося по пустеющему шоссе.

Ночь наступает.

Надо лечь так, чтобы кошки не мешали хвостами и лапами, повернуться спиной к ярким цифрам часов и постараться заснуть, пока утихающий город снова не вздрогнет от рева почти летящего над дорогой мотоцикла.

Моя ночь.

00:33

НеПроМеня

Они говорили мне…

– Ты меня не любишь, – сказала с упреком.

– Я люблю тебя сильнее, чем раньше, – его голос не давал ни малейшего сомнения, что это было неправдой.

– Мне страшно, – произнесла тихо, глядя куда-то вниз. Глаза были пустые.

Он не обратил внимания на ее слова и промолчал в ответ.

– Я боюсь их, – прошептала только губами, и голос стих на последнем слове.