Зебра полосатая. На переломах судьбы

И позже, в наши молодые инженерские годы я неоднократно оказывался свидетелем, как настырно и ловко кадрил Рова девок где-нибудь в трамвае или в метро. Но лет через 10 я его встретил на улице с женой, которую он бережно держал под руку, и в его глазах уже не было прежнего жадного сексуального блеска и буйной неуемной веселости. Вот, подумал я, каждому все отмерено по своей мерке. А кто норму выбрал до срока, тот, как Рова Васильев, ходит с женой под ручку.

Что касается меня, то я принадлежал именно к тому числу низкорослых невзрачных хиляг с впалой грудью и слабыми бицепсами. На школьных вечерах они кучковались возле стен и даже не подозревали, что когда-нибудь смогут расхрабриться и пригласить кого-то на танец. Только один раз, будучи уже десятиклассником, я отважился поучаствовать в единственно доступном мне тогда вечериночном занятии – писании записок. Эта забава была распространена больше среди девочек, они незаметно подсовывали друг другу сложенные вчетверо бумажные листки-"секретки” с разными девичьими тайнами, слухами, сплетнями. Записки ходили по рукам от одного адресата к другому, вызывали смех, обиды, зависть, а иногда тайные надежды и потаенные страсти.

На одном из вечеров в соседней женской школе, красный и потный от напряжения и волнения, я химическим карандашом нацарапал такую записочку, адресованную Рите Бейдум, девочке, которую часто встречал на улице, так как она жила в соседнем доме. Она была маленькая изящная и носила под кокетливой челкой черных волос веселые глаза с большим веером ресниц.

В той моей записке был глупый стишок с неловкой претензией на шутку:

Пишу тебе с надеждой, Рита,
Рука трясется и дрожит,
Моя душа насквозь пробита
Стрелой из-под твоих ланит.

Записка была тут же перехвачена и послужила блестящим поводом для бурного веселья моих одноклассников. При этом насмешкам подверглось не то, что я перепутал ресницы со щеками, так как никто вообще не знал, что такое ланиты. Их больше забавляла моя рука, которая “трясется и дрожит”.

Как и полагается мальчику из интеллигентной семьи, я вел дневник, которому доверял свои ребячьи заботы, радости, обиды, страхи и тревоги. Вот уже много десятилетий он верно хранит мои тогдашние интимные мысли и чувства. Они запечатлены железным школьным перышком № 89 на неровных листках серой оберточной бумаги, сшитой толстой черной ниткой в пухлую тетрадку с самодельным картонным переплетом.

Зачем я держу тот дневник, почему не выбрасываю? Сам не знаю, наверно, просто так, жалко выкинуть. Пусть уж не моя, а чья-то другая рука, когда я уйду насовсем, отправит его в мусорную корзину вместе со всей остальной моей писаниной…

Вот из него выдержка с забавным и трогательным текстом:

31/XII-48. Идет Новый год. Он для меня будет один из самых-самых, может быть, и Самый. Как мне хочется, чтобы он был удачный! В нем – окончание школы, экзамены на Аттестат зрелости, поступление в институт. В нем решается мое будущее, моя судьба.

10/1-49. Стремительно пролетели каникулы. Завтра в школу, снова за учебу. Предстоит так много трудностей. Справлюсь ли я с ними?

12/11-49. У нас новая училка по французскому, “лябалиха” (la balle) молодая симпатичная блондинка, только что из пединститута. Вчера Ровка Васильев выкинул такой фокус. Во время урока, пока француженка писала что-то на доске, он незаметно залез под учительский стол и, когда она вернулась на свое место> заглянул ей под юбку. Сначала она ничего не заметила и только, когда кто-то не выдержал и захихикал, она поняла в чем дело. Щеки у нее покраснели до красноты пионерского галстука, глаза заблестели слезами, она схватила со стола свою сумочку и выбежала из класса. Скандал ужасный! Теперь Ровку, наверно, выкинут из школы. А, может, обойдется? Родителей-то вызовут обязательно.