Зелень. Трава. Благодать.

И я протягиваю Стивену раскрытую коробочку с кольцом. Он смотрит на него, разинув рот и широко раскрыв глаза. Дыхание у меня перехватывает, и я замираю в напряжении. Подбородок у Стивена начинает трястись, он силится что-то сказать, но не находит слов, и по его щеке скатывается слеза. Он похож сейчас на рыбу, которая ест рыбий корм в аквариуме. Он переводит взгляд на Фрэнни, который, я уверен, понимает все, что я делаю и зачем это делаю. Еще мгновение — и у меня, бля, случится сердечный приступ, но тут Стивен улыбается и одновременно начинает плакать еще сильнее. Он пытается сесть на корзину с мусором, но в итоге чуть не падает, когда она из-под него вылетает. И Фрэнни тоже плачет. Не плачу только я один, потому что, во-первых, я не девчонка, а во-вторых, я всю эту байду не для того затеял, чтобы всем стало еще хуже, чем было.

— Ребята, я что, правда так сильно вас расстроил? — встревоженно спрашиваю я у братьев.

В ответ Стивен крепко обнимает меня дрожащими руками. За ним следом Фрэнни делает то же самое. Теперь, когда меня обнимают оба моих старших брата, я понимаю, почему они плачут. Наконец мы расцепляем объятья. Стивен с Фрэнни утирают глаза, им удается взять себя в руки.

— Генри, но ты ведь и петь-то толком не умеешь, — говорит мне Стивен.

— Еще как умею, — уверяю его я.

— Нет, совсем не умеешь, — говорит он.

— На крайний случай у меня есть запасной план, — говорю я.

— Запасной план? И какой же?

— Буду петь под фанеру в мамин вибромассажер, — поясняю я. — Тут есть еще один плюс: поскольку он без шнура, значит не будет связывать движения во время танца.

— Танца? — переспрашивает Стивен. — Подожди, мамин кто?

— Вибромассажер, — повторяю я и вынимаю его из кармана.

У Стивена с Фрэнни глаза лезут на лоб. Стивен говорит: Ну-ка быстро отдал сюда, ты, блядь, дебил, а Фрэнни говорит просто: О господи. Они вдвоем одновременно выхватывают вибромассажер у меня из рук. Тот начинает жужжать, а они все тянут его каждый в свою сторону и никак не выпустят. Тут в туалет заходит святой отец Альминде, на секунду замирает, в изумлении глядя на моих братьев и их жужжащего дружка, затем медленно пятится назад к выходу. Стивен вырывает у Фрэнни массажер и со смехом швыряет в мусорную корзину.

— Уж лучше так, чем если меня застукают, когда я буду класть его на место, — говорит он. — Мне нужно еще выпить. Похоже, Генри, придется тебе петь вживую. А теперь иди и завоюй ее сердце, приятель.

И он снова обнимает меня, затем выходит из туалета, оставляя нас с Фрэнни вдвоем. Пять секунд спустя в дверь заваливается пьяный в говно Фрэнсис Младший, бормочет Йоу, видимо, обращаясь к нам, и топает к писсуару.

— Генри, ты сегодня много общался со Стивеном? — спрашивает он.

— Нет, — отвечаю я.

— А ты не заметил — он что-нибудь пил?

— Нет.

— Готов поклясться, что минуту назад видел, как он пьет. Очень важно, чтобы ты сейчас сказал мне правду.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, и ничего больше не говорю.

Фрэнсис Младший краснеет, застегивается и подходит к раковине. Он смотрит на меня в зеркало и начинает нести что-то вроде: Понимаешь, мне нужно знать, не собирается ли Стивен выкинуть что-то такое, что может его опозорить и опозорить всю нашу семью. Мы с тобой должны быть друг с другом откровенны. Это все на благо семьи. Вообще-то я не такой уж и плохой. Что, один раз сделаешь чего-нибудь из эгоизма — и уже плохой, так, что ли, получается? Да чушь это все. Любой мужик на моем месте поступил бы так же. Ей нужен эгоист — хорошо, получит эгоиста. Все хотят, чтобы я отстал от Стивена, — да пожалуйста. Тогда пошел он нахер. Я умываю руки. Бла, бла, бла, блядь, бла, бла, бла.

Пока он себе треплется и плюется в раковину, я придаю последние штрихи своей прическе и улыбаюсь зеркалу широкой и открытой улыбкой, точно так, как буду сейчас улыбаться со сцены Грейс, Тухи, вообще всем, кто там сидит. Во мне нет ничего, кроме любви. Поток всей этой хрени, которую он несет, иссякает минут через пять, ну максимум десять. Я улыбаюсь папе еще шире прежнего.

— Фрэнсис Тухи Младший, — говорю я, — всего через пару минут ты почувствуешь себя намного лучше.

— Что? — спрашивает он в недоумении. — Какого хрена ты так лыбишься?