Зеленая

Терпение! Они, каждый по-своему, призывали меня к терпению.

Чойбалсан протянул ко мне руки. Я увидела, что у него переломаны все кости; он сжимал кулаки одной силой воли.

В голове вихрем пронеслись самые разные вопросы.

Почему взрыв причинил ему вред? Взрыв не был делом моих рук.

Почему стекло причинило вред Бескожему, которого невозможно победить обычным оружием? Потому что стекло было разбито богом.

Какой бог наслал огонь и грозу в палатку Чойбалсана? Бог, который был им, частица божественной сущности внутри меня.

Я тяжело опустилась на булыжники.

— Убери руки, Чойбалсан. Я дам тебе то, что ты ищешь.

Он расслышал меня, несмотря на громовые раскаты, и опустил руки. На окровавленном лице заиграла улыбка, напомнившая мне прежнего Федеро.

Рядом со мной лежал длинный, узкий осколок ярко-синего стекла. Я не спеша, словно начинала какой-то ритуал, подняла его, гадая, что мне делать дальше.

Магию, сделавшую Чойбалсана богом, вначале украли или отобрали у соплеменников Танцовщицы. Магия заключена в силе лесов и лугов, в круговращении жизни.

Сила попала к Правителю. По словам Управляющего, Правитель считал себя хранителем и блюстителем силы. Он не призывал молнии ни на чью голову и не развязывал войны — чего нельзя сказать о Чойбалсане.

Потом я уничтожила Правителя и освободила сидящую в нем силу. На волю вырвалась заключенная в нем жестокость. Пардайны когда-то были безжалостными охотниками и воинами. Правитель тоже держал город в железных руках. Всем им далеко было до вероломства Чойбалсана. По сравнению с ним даже Правителя можно представить себе рачительным хозяином, который выпалывает сорняки на своем поле.

Терпение! Мир терпелив.

Я резанула стеклом по левой руке, стараясь не задеть вену. Как только потекла кровь, я отбросила осколок в сторону и взяла деревянный колокольчик. Сейчас я держала его за верхушку; колокольчик звонко цокал, а кровь в такт капала на камни. Совсем как в подземелье.

«Богиня! — взмолилась я. — Пришли ко мне самого ничтожного твоего слугу… Отдаю тебе мою кровь и частицу крови сидящего во мне ребенка. Забери у меня последний осколок божественной сущности, которая никогда не принадлежала мне. Пусть она перейдет в твоего слугу!»

Боги Медных Холмов еще не пробудились ото сна или только что проснулись, но я знала, что богиня Лилия за морем была полностью облечена своей силой. Какой бы великой или малой ни казалась она по сравнению с Чойбалсаном, она посещала меня.

Я еще немного позвонила в колокольчик, но ничего не произошло. Ни вспышки света, ни скрипа Колеса, ни демонстрации на улице. Только я, глупая девочка с маленьким деревянным колокольчиком.

— Спасибо за приношение, — сказал Чойбалсан. Даже боги умеют злорадствовать! Он нагнулся, чтобы окунуть в кровь свои обожженные пальцы.

Вдруг я сообразила, что цоканье не умолкает.

Бог тоже его услышал и покосился на мой колокольчик. Перевел взгляд на что-то за моей спиной. Лицо у него вытянулось.

Зажав края раны, я встала и обернулась.

По Песчаной улице медленно брел Стойкий. Хотя я знала, что папин белый буйвол давно умер, Стойкий приближался своей уверенной походкой, которую я запомнила с первых дней жизни. На шее у него висел деревянный колокольчик, его настоящий колокольчик, и цокал в такт его шагам.

Верхом на буйволе сидела моя бабушка, закутанная в расшитый колокольчиками шелк. Только бабушка никогда не была такой высокой.

Я вгляделась и заметила, что из-под плаща высовывается хвост.

Танцовщица!

Мне хотелось закричать от радости, но я сдержалась. Из переулков и соседних улиц высыпала толпа пардайнов; вскоре за Танцовщицей следовала целая толпа ее сородичей. Их было несколько десятков — столько пардайнов сразу я еще не видела.

Из убежищ, где они прятались, вышли те, кто с самого начала поддержали меня, — Чистильщик, Трактирщик и рыжая пардайна. За ними следовал Чоудри; возможно, его привлек знакомый с детства шелк, в который завернулась моя наставница.

Что она наделала?

Что я наделала?!

Молнии прекратились. Чойбалсан выпрямился во весь рост. Теперь он стоял у меня за спиной; мы вместе наблюдали за пардайнами.

Танцовщица сбросила с себя расшитый колокольчиками шелк. Разумеется, шелк был не бабушкин, а совсем другой; я ошиблась только потому, что Танцовщица вернулась верхом на буйволе. Глаза у Стойкого блестели; он смотрел на меня и тряс головой. Он больше не звал меня назад.

Танцовщица передала шелк Чоудри. Издали мне показалось, что у Чоудри не действует одна рука. Здоровой рукой он прижал шелк к груди и выразительно посмотрел на меня.

— Федеро! — сказала Танцовщица.

— Чойбалсан, — поправил ее бог.

Она легко спрыгнула со спины буйвола и направилась к нам.

— Ты завладел кое-чем, не принадлежащим тебе… Более того, захваченное тобой не предназначено для людей.

— Кому бы та сила ни принадлежала раньше, сейчас она моя! — Федеро-Чойбалсан разжал разбитые пальцы и ткнул рукой в какое-то здание вдали. В его крышу тут же ударила молния; во все стороны разлетелись кирпичи и горящие щепки.

— Старый фокус, — сказала я, сама себе удивляясь.