Зеленая

— Пойми, — продолжала матушка Вишта. — Клинки ничего не решают. Они только действуют. Возможно, ты не знаешь, плох тот или иной человек или хорош и за что его надо убить. Перед тобой улыбающееся лицо, отец, который держит свое дитя. И ты невольно думаешь: «Вот чего я лишилась. Как же я отниму у ребенка отца?» Лилейные Клинки не случайно несут такую ответственность перед всеми дворами Калимпуры. Мужчины не способны на время забыть о своем сердце, а у женщин это получается. Если пойдешь нашим путем, ты станешь рукой богини и сердце твое будет принадлежать ей.

Тут я снова почувствовала завихрение в воздухе. Волосы у меня поднялись дыбом, как будто кто-то перебирал их пальцами. В голове зашелестели непонятные слова — я не понимала, означают они прощение или проклятие. А может, и то и другое вместе?

Едва матушка Вишта упомянула о детях, я сразу представила себе свое будущее. Сама еще почти ребенок, я дала себе слово, что положу конец краже младенцев у родителей. Преступники больше не будут отнимать детей у родителей! И вот я очутилась в Калимпуре, где многие уличные дети были чьими-то рабами или учениками — они кому-то принадлежали. У меня на родине продажа собственного ребенка не считалась преступлением. Многие родители продавали детей, потому что их нечем было кормить — или по непонятным причинам.

«Богиня, — взмолилась я про себя, — я не принадлежу ни одному дому, даже твоему. Но какое-то время я последую твоей тропой, если она будет попутной моей тропе. Я хочу наказывать тех, кто отбирает у родителей маленьких детей и превращает их в игрушки для богатых или во вьючных животных. Если такова твоя справедливость, я принимаю ее!»

Ветер утих. Другого ответа я не получила. Зато гнев мой улегся. Возможно, это и был ответ. Матушка Вишта выжидательно смотрела на меня.

— Я согласна идти по этой тропе, — почтительно сказала я.

Она кивнула. Мы перебрались через декоративный парапет и очутились на соседней с храмом улочке. Только тогда я поняла, что у меня плотно сжаты кулаки. Когда я разжала их, из каждой ладони выпал смятый бутон лилии.

Матушка Вишта ушла вперед и не видела дара богини. Я ничего ей не сказала, но сердце у меня наполнилось странной радостью. Матушке Ваджпаи я тоже ничего не сказала о цветах.

Так же или примерно так же пробежал почти весь следующий год. Богиня больше не обращалась ко мне, но я знала, что она рядом, — так же как знала, например, что у меня на плече синяк, пусть даже он и не болел. Я догнала остальных в подготовке к Лепесткам Клинка, поэтому сравнялась с Саммой и даже обогнала ее. Это было справедливо, ведь я была на год старше ее. По мере того как мы взрослели, расцветали и наши ночные забавы. Как-то раз Яппа позвала нас к себе в постель и стала учить любить друг друга по-настоящему. Вместе с тем мы часто ссорились; я еще не до конца понимала, чего хотят другие девочки. Луна по-разному действовала на каждую из нас, и богиня сообщалась с нашими сердцами по-своему.

Кое в чем наверстывать упущенное было очень приятно.

Я учила северной кулинарии в храмовых кухнях всех, кто хотел меня слушать. Некоторое время мы собирались даже открыть пекарню, где можно было бы печь разнообразные хлеба и сладости, но ничего не вышло. Я тренировалась в боях с разным оружием, осваивала новые боевые приемы. Нам приводили собак, которых мы должны были убивать в виде опыта — чтобы знать, куда лучше наносить удары. А еще нас учили стрелять из лука, арбалета и метать копье. Новые уроки давались мне легко. Свой нож я носила с собой повсюду, за исключением спальни, как посвященные Клинки.

В часы досуга я наблюдала за городскими детишками и учила все, что могла, о различных формах связей, найма и продажи. Человеческие толпы были разнообразными, как обычаи дворов, гильдий и сословий. Я пыталась понять устройство калимпурского общества, но дело оказалось очень сложным. Вскоре я придумала составлять огромное количество списков, скопированных с родословных древ Медных Холмов, в попытке разобраться в природе Калимпуры. Матушку Ваджпаи очень забавляли мои попытки разобраться в природе власти.

— В тебе говорит Каменный Берег, — сказала она мне однажды в храмовой библиотеке, когда я с мрачным видом корпела над широким пергаментом, на котором царапала что-то разноцветными чернилами. — Северяне очень странные. Они допускают сосредоточение власти в руках одного человека. А если единовластный властитель окажется продажным или внезапно тронется рассудком? Как все зависит от одного человека, так все и упадет из-за одного человека.

— Калимпурой ведь правит князь! — Я показала на значок в виде маленькой короны на верхушке моего рисунка.

— Твоя любовь к рисованию очень трогательна. — Матушка Ваджпаи погладила меня по гриве коротких нечесаных волос — в те дни я редко причесывалась. — Но наш князь не правит никем и ничем. Он лишь представляет Калимпуру в глазах иностранцев. Северяне ведь ни за что не поверят, что мы не дикари, если не увидят какую-нибудь коронованную особу.

— Но его именем подписаны наши торговые договоры и хартии гильдий!