Зеленая брама

На седьмой день войны в Днепропетровске на заводах имени Ленина, имени Коминтерна, имени Карла Либкнехта, на «Петровке» и на вагоноремонтном имени Кирова, в уни­верситете, в инженерно-строительном институте и других вузах рабочего города стихийно возникла запись доброволь­цев. Пришлось обкому комсомола потрудиться, помучиться с отбором: рвутся на фронт все, достойны — все, заявле­ний — гора, а надо и можно послать пока лишь десятки...

Третьего июля добровольцы коммунистического баталь­она покинули Днепропетровск. Десятидневные военные курсы — и на фронт!

Группа днепропетровских политбойцов прибыла на станцию Христиновка; вступили они в бой, что называется, с ходу, влившись в ряды сражавшихся там полков. Их объединили с пограничниками — высокая честь и доверие.

Знаете, господин Ганс Штеец, это, конечно, тонкости, но правильней было бы назвать группу днепропетровцев не комиссарскими частями, а комсомольскими: добровольцы в большинстве своем еще не успели вступить в партию, многие только мечтали и подали заявления. Их собирались принимать в перерыве между боями, но рассмотрение заяв­лений задерживалось, потому что перерывов не было —

сплошной бой. В Подвысоком они ходили в штыковые атаки и 1 августа, и 6-го, и 7-го.

В последнюю атаку политбойцы шли, уже трезво пони­мая, что из кольца не вырваться, но в железной уверенности, что каждая пуля, выпущенная ими, каждый удар штыка и приклада насущно необходим для будущей победы, которую они скорей всего не увидят.

И все же увидели!

Отметить сороковую годовщину из сорока трех добро­вольцев — студентов университета прибыло только один­надцать.

Нескольких человек пионеры Днепропетровска нашли в коллективах могучих заводов города: ветераны трудятся безотказно.

Но оказалось, что никаких документов, подтверждаю­щих их участие в боях сорок первого года, не сохрани­лось.

Бывшие политбойцы обратились к своему земляку — генерал-полковнику К. С. Грушевому, работавшему тогда секретарем обкома партии. Генерал Грушевой, член Воен­ного совета Московского военного округа, был уже тяжело и безнадежно болен: считанные дни оставались в его распо­ряжении. Из больницы он послал ходатайство и запросы по многим адресам.

Константин Степанович не успел узнать, что в архивах обнаружено и переслано в Днепропетровск подтверждение службы и подвига политбойцов.

А какими были столь ненавистные врагу кадровые комис­сары и политруки в наших 6-й и 12-й армиях, политра­ботники, встретившие вместе со своими частями врага под Перемышлем и Равой-Русской?

Не берусь нарисовать обобщенный портрет комиссара. Но само слово «комиссар» стало легендарным.

О некоторых обстоятельствах далеких времен могу рас­сказать.

Осенью 1939 года, в связи с обострением обстановки в Европе, в ряды армии влились партийные работники. У нас в 6-й армии большинство политруков и комиссаров составляли именно этого призыва люди. Тогда был у них почти тот же военный стаж, что у красноармейцев срочной службы... Не имея опыта работы в армии, они заинтересо­ванно и увлеченно вникали в новые для них армейские проблемы, внутренне перестраивались с гражданского на военное мышление, учась у командиров, прислушиваясь к тому, что скажут старые политработники, выдвинутые преимущественно с командных должностей или пришедшие в армию в начале тридцатых годов.

Годы тридцать девятый и сороковой стали для молодых комиссаров серьезной боевой школой: сражение у реки Халхин-Гол, поход в Западную Украину и Западную Бело­руссию с целью защиты от гитлеровской агрессии, воору­женный конфликт с Финляндией, освобождение Бессара­бии, наконец, тревожные предвоенные месяцы — все это формировало характер еще недавно совсем штатских людей. Правда, в тридцатых годах на гражданской работе они носили полувоенные, с роговыми пуговицами на карманах гимнастерки, сапоги, зеленые суконные, отличавшиеся лишь матерчатым козырьком от форменных фуражки и подпоя­сывались армейскими ремнями или наборными кавказскими ремешками. Так было принято.

Для этих людей не существовало времени рабочего и нерабочего — вся их жизнь, вся их деятельность, все их время отдавалось тому делу, на которое их направляла партия: на «гражданке» это были ликбезы, политотделы МТС и совхозов, ударные стройки, рабфаки и институты, а в армии — батальоны и дивизионы, эскадроны и, наконец, полки; для некоторых через очень малый промежуток вре­мени — политотделы дивизий и корпусов.

Иные политработники в соответствии с высокими поста­ми, которые они занимали на гражданской работе, сразу получили звание полковых комиссаров, а то и выше — бригадных, дивизионных, отмеченных ромбами на петлицах. Другие начинали с кубиков, но росли и продвигались быст­ро — во всем сказывалось ускорение, присущее тем вре­менам.

Младший политсостав выдвигался из рядовых красно­армейцев, совсем недавно вступивших в партию, вчерашних комсомольских активистов.