Зеленая брама

Отправляясь из своей редакции армейской газеты «Звез­да Советов» в ту или иную дивизию, я никогда не знал, доберусь ли, где ее найду, по какой дороге и куда возвра­щусь или хотя бы отправлю корреспонденцию, торопливо нанесенную на странички «полевой книжки».

Но что значили мои корреспондентские страдания, если связь с дивизиями терял штаб армии, если ненадежна и непостоянна была его связь со штабом фронта?

Еще и еще раз с гордостью вспоминаю: окруженные и отрезанные от основных сил в самые первые дни пригранич­ных боев соединения и даже просто горстки бойцов сра­жались отчаянно и беззаветно. И связисты не виноваты: они делали больше, чем могли!

Невозможно судить задним числом, что было бы, если бы то, что уже состоялось, произошло по-иному, хотя для выводов на будущее это тоже важно. И все же есть дока­зательство, я бы назвал его историческим, точное доказа­тельство, что связь в июне еще держалась. Именно потому, что она действовала, получили приказ на отход и успели отойти некоторые пограничные отряды и части войск прикрытия границы.

А если бы уже не было связи? Что произошло бы тогда?

А то, что случилось с частями, которые по разным при­чинам, а в подавляющем большинстве случаев — из-за отсутствия связи, не получили приказа на отход.

Они продолжали сражаться.

Они стояли насмерть.

Они погибли, нанеся врагам огромные, многократно превышающие нашу численность, потери.

Они держались до конца июня и еще сражались бы, пока оставался живым и способен был вести огонь послед­ний воин.

Бессмертен, незабываем подвиг гарнизона Брестской крепости.

Он стал символом.

Но величие подвига гарнизона крепости на Буге именно потому утвердилось в истории, вошло в кровь и плоть нашего народа, что подвиг этот был не одиноким и не единствен­ным.

Образ мыслей, система действий, личное поведение за­щитников Брестской крепости были типическими и харак­терными для советских людей, выросших, духовно и физи­чески сформировавшихся за два с небольшим десятилетия, прошедших после Великой Октябрьской революции.

После нападения фашистской Германии на Советский Союз сразу же образовалась, правда, прерывистая, цепь подобных Бресту беззаветно сражавшихся крепостей (с фортами и стенами и без них).

Решая задачу стратегического характера, высшее коман­дование дало приказ на отход; в тех случаях, когда приказ дошел до частей и еще имелась возможность отступить, он выполнялся.

С каждым днем июля положение со связью ухудшалось и ухудшалось.

Переговоры по радио подчас искажались при передаче и расшифровке. Трудны были и опасны разговоры по про­водам — при рваной линии фронта враг легко мог подклю­читься и подслушивать.

Но все же приходилось использовать обычные телефон­ные линии. Однажды, ведя переговоры между штабом фрон­та и штабом 12-й армии, начальник оперативного отдела штаба фронта полковник Баграмян и начальник штаба 12-й армии генерал-майор Арушанян, старые товарищи по службе, использовали хитроумный прием: они заговорили на своем материнском армянском языке, разумно пред­полагая, что противник, если он подслушивает, сразу не разберется.

Но это удачное изобретение поломалось самым неожи­данным образом: контролирующим линию связистам пока­залось, что переговоры по нашим проводам ведет противник на своем немецком языке, и они поспешно оборвали связь...

Крайне усложнена была связь корреспондентов цент­ральных газет с Москвой. Их статьи и очерки безнадежно опаздывали, а то и просто терялись в пути.

Тем удивительней и невероятней случай, свидетелем ко­торого я оказался в конце июня, а может быть в самом начале июля.

Знатные собкоры «Правды» и «Известий» в открытую завидовали нам, работникам армейских газет, а еще боль­ше — шустрым политрукам из дивизионных редакций, чуть ли не на поле боя сдававшим в набор свои сочинения, а иногда и собственноручно набиравшим их в опустевших типографиях районных газет...

Среди них особенно отличался оперативностью младший политрук Федя Сетин из газеты 140-й дивизии «Боец-ста­линец», с которым я встретился и подружился в древнем Изяславе на реке Горынь. Неутомимый корреспондент дни и ночи проводил на передовой. Из одного кармана у него торчали рукописи, из другого — граната. Он ухитрялся писать довольно длинные очерки, не умещавшиеся на страничках «дивизионки». Товарищи подшучивали над ним: Федя пишет очерки исключительно для «Правды».

— А что? — не смущаясь, парировал Федя,— могу и для «Правды».

Дивизионный корреспондент демонстративно достал из кармана переписанный от руки очерк, законвертовал его, надписал — «Москва, редакция газеты «Правда» и на глазах у изумленных корреспондентов центральных газет опустил конверт в почтовый ящик, криво примостившийся на штакетном заборчике полудеревенской улицы Изяслава.

В самый раз бы посмеяться над младшим политруком: корреспонденты центральных газет в отчаянье не могут связаться с Москвой, а этот самонадеянный юноша...

Но смеяться было просто некогда. По улицам Изяслава шли баварские стрелки, паля из автоматов.

Беспорядочный бой не удался, пришлось нам отойти по шепетовской дороге...