Зеленая кобылка. Повесть

Иван Матвеич выпрямился во весь свой высокий рост и так, с мокрым лицом, спросил:

- Какой Софроныч?

- С которым ты в городе работал. Еще письмо он тебе писал…

- Постой… Ты откуда его знаешь?

- Не велено сказывать.

- Да ты чей?

Я сказал. Иван Матвеич торопливо утер лицо и руки, потом сказал:

- Пойдем к отцу. Знаю я его.

Пришли. Иван Матвеич сразу же сказал:

- Мне бы, Василий Данилыч, с тобой надо поговорить.

- Говори тут - некому у нас вынести.

- Нет, все-таки надо бы по тайности.

- Тогда пойдем в огород.

- И парнишку твоего надо.

- Неуж что худое наделал?

- Нет, ровно.

В огороде у нас росло два черемуховых куста, под ними стояла скамейка. Место это называлось садом. Тут и уселись.

Иван Матвеич, понизив голос, проговорил:

- Сынишка твой сейчас мне поклончик передал от человека, которого ему, ровно, знать неоткуда. Стал спрашивать, где видел, а он говорит - не велено. Вот и повел к тебе. Пусть расскажет.

Тут уж пришлось сказать все. Отец пожалел:

- Ох, ребята, ребята, давно бы сказать надо! Хоть мне, хоть Гриньше, хоть Илье. Беги-ка за своими заединщиками да Илью тоже позови. Скажи, дело есть.

Через несколько минут на скамейке прибавился Илья Гордеич, Петькин отец, а мы все трое уселись на земле. Мой отец сам рассказал, как было дело, потом сказал нам:

- Вы, ребята, теперь про это забудьте. Будто и не было. Слышали?

- Без вас того человека уберем, - добавил Илья Гордеич.

- Без нас не найти, - ответил Петька. - Он на нашу песенку отзывается, а вы не умеете.

- Найдем и так. А вы забудьте! Никому чтобы! Панок-то, Егорша, не твой?

- Мой…

- Смотри! Всем говори - давно потерял.

- Я так и думал…

- Ну, а теперь бегите играть.

Когда нас так отстранили, Петька первым делом налетел на меня:

- Распустил язык! Все им сказал. Кто тебя просил?

- Сам бы шел!

- «Сам бы, сам бы»! А ты что?

- А то… Не поверил Иван Матвеич. Пойдем, говорит, к отцу.

- Ну?

- Ну я и рассказал.

- Все, как было? И про место, где он лежит?

- И про место…

- Вот и вышел «малый мой, малый мой, понесу тебя домой»! Теперь, думаешь, они что скажут?

- Так ведь спрячут его.

- Спрячут-то спрячут, да тебе не скажут. Слыхал у них разговоры: «Отвяжись! не твое дело!»

- Узнаем, поди, потом, - отозвался Колюшка.

- Когда узнаем? Как большие вырастем?

В это время отворилась калитка. Вышел Иван Матвеич и не спеша зашагал к своей улице. Вскоре вышли и наши отцы.

Отец Петьки зашел к себе во двор, а мой прошел мимо и повернул в переулок налево.

- Видал? Сговорились уж, а про нас и помину нет! Это так точно.

- Ну-к что…

- Вот те и «ну-к»! Узнать-то охота или нет? Беги, Егорша, за отцом. Если он брать не станет - скажи, в Доменную, мол, надо, а мимо Кабацкой боюсь один. Я к Сеньше сбегаю. Пусть он за своим отцом глядит. А ты, Кольша, тут сиди. Никуда, смотри, не уходи. Если мой тятя куда пойдет, беги за ним.

Своего отца я догнал, когда он поравнялся с соседней, Кабацкой улицей. Отец усмехнулся:

- Тебе куда?

- Я, тятенька, в Доменную… К Силку Быденку…

- Зачем это?

На этот вопрос я не знал, что сказать. Никак не придумывалось.

- Так… Говорят, у него крючки есть…

- Самоловы, поди?

Я обрадовался и принялся врать о крючках, но отец не дослушал:

- Ступай домой.

В голосе не было строгости, и я уже по-простому запросился:

- Я с тобой пойду!

- Нет, Егоранько, нельзя. Потом тебе скажу…

- Когда скажешь?

- Ну, когда надо, тогда и скажу. Ступай! Некогда мне. - И отец нахмурился.

Приходилось идти домой без удачи.

Петьки еще не было. Кольша спокойно сидел на завалинке у Маковых. Я сказал, что отец меня воротил, и в утешенье себе добавил:

- Обещался потом сказать.

- Ну-к, я говорил - скажут. Зря Петьша трепещется.

С этим я не мог согласиться. Когда еще скажут! Надо теперь узнать.

От Маковых вышел Илья Гордеич. Одет он по-праздничному, но как-то чудно: ворот синей рубашки расстегнут и торчит заячьим ухом, суконная тужурка надета в один рукав, левый карман плисовых шаровар вывернут, фуражка сидит криво и надвинута на глаза. Что это с ним? На ногах нетвердо держится! Когда напился? Сейчас трезвехонек был.

- Что, угланята, уставились? Пьяных не видали? - спросил Илья Гордеич и, пошатываясь, пошел вверх по улице.

Мы переглянулись и стали смотреть, что будет дальше. Пройдя домов пять, Илья Гордеич совсем по-пьяному затянул:

Ой-да, ой да за горой,
За круто-о-ой…

Запыхавшись, прибежал Петька и стал рассказывать:

- Сеньшин отец с удочками пошел! В ту сторону… Понятно? Не поймаю ли, говорит, вечером ершиков, а у самого и червей нет и удочки у Сеньши взял. Рыболов, так точно… У вас что?

Мы рассказали. Петьку больше всего удивило, что отец у него напился.

- Вина-то в доме ни капельки. Знаю, поди. Выдумываете?

- Ну-к, гляди сам. Вон он у Жиганова дома куражится.

- Верно… Пошли, ребята!

Около камней у дома подрядчика Жигана стоял Илья Гордеич и громко спрашивал двух работников Жигана:

- Мне почему не гулять? Сенцо-то у меня видали? Что ему сделается, коли оно у меня под крышей… а? Слыхали про Грудки-то? Нет? Все зароды в дыму. Не слыхали?

Со двора торопливо выбежал Жиган и, отирая руки холщовым фартуком, спросил:

- О чем ты, Гордеич?