Зеленая кухня, или Самый опасный рецепт

Думая о трицветке, я почти погрузилась в сон, и на грани реальности и дремы вдруг проступила мелодия — тихая, ласковая, влекущая. Я потянулась за ней — мелодия опутала мои пальцы золотистой нитью и повела сквозь тьму куда-то вперед. От нее веяло надеждой и обретением желанной свободы, она одна казалась по-настоящему важной.

Она была совершенной.

Чем дольше я шла сквозь тьму, тем звонче становилась музыка. Постепенно в ней проступали голоса, которые пели без слов — но слова были и не нужны. Голоса прикасались к какой-то очень глубокой, древней части моей души — я шла к ним, и тьма постепенно развеивалась. В ней проступали сверкающие брызги розового и золотого, в ней скользили сиреневые и алые нити, и вскоре я увидела гостеприимно открытые ворота, ведущие во дворец.

Любой король был бы посрамлен такой роскошью. Рядом с этим дворцом, его башнями и башенками, колоннами и окнами, мраморными статуями и причудливыми извивами лестниц, любое королевское жилище казалось хижиной бедняка. И меня ждали в нем не как гостью, служанку или приживалку — я всем своим существом поняла, что там я буду ровней.

Мелодия стала громче. Теперь в ней не было мягкого влечения — теперь она звала меня уверенно и твердо.

Повеяло запахом водорослей, рыбьей икры, тонкой ноткой гнили, такой сладкой, такой привлекательной. Я шагнула вперед, к дворцу, и в ту же минуту меня с ног до головы окатило водой, и наваждение исчезло.

Где дворец? Где комната, в которой я легла спать? Я увидела, что стою на берегу реки — кругом царила ночь, монетка луны отражалась в тихой воде, а Аррен Эленбергер, стоявший рядом со мной с пустым ведром, выглядел по-настоящему рассерженным, но, кажется, этот гнев не был направлен на меня.

— Что случилось? — растерянно спросила я. — Вы меня облили?

Он вздохнул. Устало провел ладонью по лицу.

— Облил. Единственный способ спасти человека от русалочьего зова — это плеснуть на него чистой водой из колодца.

Русалочий зов? Я посмотрела на тихие волны реки, которые подступали к ногам и на всякий случай отошла подальше. Значит, это был не сон?

— Я… я просто легла спать, — только и смогла сказать я. — Как это… Что это?

— Вы очень понравились русалкам, когда вчера захотели утопиться, — хмуро ответил Аррен и, взяв меня за руку, повел к калитке, что вела на зеленую кухню. Травы и овощи спали. С одной из грядок послышался недовольный глухой голос:

— Божечки-картошечки, кому не спится в ночь глухую? Шляются и шляются, сколько ж можно.

— И они меня позвали? — спросила я. По телу побежал озноб: кажется, Аррен Эленбергер в очередной раз спас меня от смерти — такой, которой невозможно было противостоять.

Сделалось холодно и жутко.

— Да, они вас так просто не оставят в покое, — мы вошли в дом, и я послушно вытерла босые ноги о коврик, помня про паркет. В гостиной Аррен резко похлопал в ладоши, и на кухне началась возня: должно быть, готовили чай. Мы сели на диван, и только теперь я поняла, насколько сильно устала и душой, и телом.

— И что же с этим делать?

— Сходим завтра в лавки Хагримана, — ответил Аррен. — Подберу вам отвращающие зелья, чтобы отпугнуть русалок.

Я испуганно посмотрела на него. Казалось, кто-то взмахнул рукой и снял то защитное покрывало, которое прятало от мира. Завтра я окажусь на улицах города, завтра все увидят ту, которая осрамила свое семейство — да еще и увидят в компании Аррена Эленбергера…

Сейчас я и представить не могла, как буду себя вести. Как вообще все выдержу.

— Все меня увидят, — пробормотала я. — Может, будет… ну не знаю, скандал.

Аррен только рукой махнул.

— Думаете, такого, как я, можно напугать скандалами? Джейн, вы же не собираетесь сидеть здесь вечно, правда?

— Не собираюсь, — кивнула я. — Но не знаю, как смогу на всех смотреть, когда…

Я не договорила. Аррен ободряюще погладил меня по запястью, и я как-то вдруг поняла, что у него очень сильные руки с твердыми, чуть шершавыми пальцами. Это прикосновение пробудило что-то в душе — что-то очень далекое, пугливое, похожее на цветок.

— Сможете, потому что вы ни в чем не виноваты, — произнес он. — Да и в моей компании можно бояться только меня. Думаю, это вы уже поняли.

* * *

Аррен

Когда на следующий день мы вышли из дома, сели в открытый экипаж и направились в сторону лавок Хагримана, то я подумал, что в скандале с Джейн Холифилд именно мне отведут роль похитителя девичьей чести. Иначе зачем бы я привечал опороченную изгнанницу? Впрочем, вряд ли кто-то осмелится открыть рот. На нас, конечно, будут таращиться, но нет в Бентеноне таких смельчаков, которые отважатся сказать что-нибудь неприятное.

Джейн сидела рядом со мной — стройная, прямая, словно натянутая тетива. Коснись — услышишь звон. Когда мы наконец-то выехали на одну из центральных улиц, которая вела к большим торговым рядам, то нашлись и зеваки: какая-то мать семейства с выводком дочек замерла с разинутым ртом, увидев нас, и одна из девиц прощебетала:

— Маменька, это же Джейн Холифилд?