Зеленая мартышка

То ли весной, то ли осенью прибыла группа всадников из одного из племен. Они привезли молоденькую девушку редкой красоты, перепуганную; суровые спутники ее выглядели озабоченными. Двое из них с грехом пополам изъяснялись на русском, а пожилая врачиха понимала их гортанный язык. Девушка была нездорова, бледна, они подозревали, что она тяжело больна, у нее рак, а она была сговорена, на выданье. Эскорт остался у изгороди больнички, врачиха с молодым доктором стали осматривать больную. Мать честная, сказал доктор, да на каком же она сроке?! Девушка расплакалась, заговорила: у одного пастуха появился мотоцикл, такая редкость, он предложил мне покататься, мы поехали. Я только раз с ним каталась, всхлипывала она, меня убьют, говорила она, и его убьют, хоть он и сделал такое со мной, если убьют, жаль; а мой жених — сын богатого человека, что нас всех ждет, братьев моих, кровная месть, погибель. Ты плачешь слишком громко, сказала старая докторша, замолчи немедленно, тебя услышат во дворе. Весь персонал, все четверо, совещались не больше десяти минут, после чего оба доктора, молодой и пожилая, вышли к родственникам. Да, сказали они, невеста ваша привезенная очень больна, опухоль, малокровие, мы беремся ее вылечить, но быстро не получится, вам придется оставить ее на два месяца в больнице, ну, в крайнем случае на три, завтра привезете ее вещи, курс лечения длительный, навещать ее не надо, приедете и получите ее в добром здравии.

Родственники, обменявшись репликами, согласились.

— Что же будет? — спросил он врачиху. — И почему вы сказали «через три месяца»?

— Все будет хорошо, голубчик, — отвечала та, — родит и пусть первое время ребеночка грудью кормит. Дитя пристроим, найдутся, Бог даст, родители приемные, а наша с тобой задача, твоя, в частности, — вернуть девушке девственность, не замарать ее доброе имя. Что ты вытаращился? За рубежом такая операция не новость, проблема невелика, восстановишь ей девственную плеву, да и дело с концом. Не боись, у меня статьи на немецком и на английском есть по интересующему нас вопросу.

Разрешилась от бремени красавица с гор прехорошеньким младенчиком, здоровущим, кормила его грудью, все вышло как по писаному: дитя пристроили в хорошие руки (маменька плакала, медсестра ее ругала, дура, что делать, если ты такая дура, ничего, скоро замуж выйдешь, нарожаешь, это судьба, ты подумай, как повезло ему с родителями, да и мы лицом в грязь не ударили, свидетельство о рождении ему выправили, как положено, утри слезы, завтра твои приезжают, а ты, спасибо доктору, как новенькая, сделай радостное личико).

Родственники прибыли, забрали чудесно исцеленную, трясли деньгами, денег никто не взял, однако от угощения, от пары барашков да от подарков не отказывались.

Слухи о свадьбе докатились до медперсонала, а через девять месяцев молодую опять привезли, родила она, всем на радость, двойню.

Потом привезли ее через год, приняли роды, получился мальчик. Возможно, у нее еще рождались дети, но наш молодой доктор уехал, срок, на который его распределили, завершился, роман с медсестрой закончился, а больничка обзавелась двумя новыми видами транспорта (кроме уже имевшейся машины): не без интриг конфискованным у безнравственного пастуха мотоциклом и гордо стоявшим на маленьком плато за задним двором самолетиком.

Тут мы поехали.

— Теперь вы представляете, в каком диком месте провел я три года после института?

В воображении моем взлетали на сквозняках белоснежные занавеси окон маленькой больницы, горели огромные, опушенные светом звезды над горами и степью, слышала я блеяние овец, крики новорожденных.

— Боже! — вскричала я. — И вы не жалеете о том времени?! Ведь вы тогда жили настоящей жизнью!

Поскольку, по его представлению, настоящей жизнью (с иностранными аэропортами, курортами, салонами, антиквариатом, бриллиантами и т. п.) жил он как раз теперь, он так удивился, что даже обернулся ко мне, не понимая.

Чудесным образом мы быстрехонько домчали до моего дома, пробка растворилась в дорожном ветерке.

Эта история поразила меня, я часто мысленно к ней возвращалась, впечатления мои от нее были почти зрительные.

А потом, через несколько лет, я прочла рецензию на фильм «Дикое поле».

Позвонив, я спросила, видел ли он фильм; он даже не слышал о нем.

— Рассказывали ли вы о своем распределении кому-нибудь, кроме меня? — не унималась я.

— Не помню, — отвечал он, — кажется, нет.

Прошло еще года два, — и я посмотрела фильм.

Один из персонажей, Федор Абрамович, говорил в нем Мите, молодому врачу, главному герою:

— Вы себе представить не можете, что тут раньше было. Такая больничка, палаты чистые, светлые, на заднем дворе маленький самолет стоял.