Зелёная Миля (Green Mile)

Она откинулась на подушки и полулежала, глядя на него. Джон сидел рядом и тоже глядел на нее, и круг света от лампы окружал их, словно актеров на сцене: громадный чернокожий мужчина в тюремной робе и маленькая умирающая белая женщина. Она смотрела в глаза Джона с сияющим восхищением.

– Мэм?

– Да, Джон Коффи? – Слова, едва долетали до нас в дурно пахнущем воздухе. Я чувствовал, как напрягаются мускулы моих рук, ног и спины. Откуда-то издалека я ощущал, что начальник тюрьмы сжимает мое плечо, а боковым зрением видел Харри и Брута, обнявших друг друга, как маленькие дети, потерявшиеся в ночи. Что-то должно было произойти. Что-то большое. Мы все это чувствовали.

Джон Коффи наклонился к ней ближе. Пружины кровати заскрипели, зашуршали простыни, и холодно улыбающаяся луна заглянула сквозь верхнюю раму в окно спальни. Налитые кровью глаза изучающе разгля-дывали ее поднятое кверху лицо.

– Я ее вижу, – сказал он. Но говорил не ей, мне так кажется, а самому себе. – Я ее вижу, и я могу помочь. Сидите тихо... только сидите тихо...

Он склонялся все ближе и ближе. На секунду его огромное лицо остановилось почти в пяти сантиметрах от ее лица. Он отвел одну ладонь в сторону, растопырив пальцы, словно веля кому-то подождать... только подождать... а потом снова опустил лицо. Его широкие гладкие губы прижались к ее губам и приоткрыли их. Секунду мне был виден один ее глаз, смотревший удивленно куда-то мимо Коффи. Потом его гладкая лысая голова двинулась, и глаз исчез.

Послышался мягкий свистящий звук, когда он вдыхал воздух из глубин ее легких. Пару секунд мы слышали только это, а потом пол закачался под ногами и весь дом содрогнулся. Я не придумал, все это почувствовали и потом рассказали. Словно пульсирующий тяжелый удар. Вслед за ним раздался звук падения чего-то тяжелого, как оказалось позже, в холле упали старинные дедовы часы. Хэл Мурс пытался их починить, но они так никогда и не стали ходить.

После этого вскоре раздался треск, послышался звон осыпающегося стекла: разбилась часть окна, через которую заглядывала луна. Картина на стене – клипер, рассекающий волны одного из семи морей, – соскочила с крюка, ударилась об пол, стекло раскололось вдребезги.

Я почувствовал запах паленого и увидел дымок, поднимающийся с одеяла, под которым лежала она. Часть его вокруг дрожащей правой ноги почернела. Словно во сне, я стряхнул руку Мурса и шагнул к ночному столику. Там в окружении четырех баночек с лекарствами, упавшими, когда все затряслось, стоял стакан с водой. Я взял его и вылил воду на дымящееся место. Послышалось шипение.

Джон Коффи продолжал целовать ее долго и страстно, все вдыхая и вдыхая, отставив одну руку в сторону, а второй упираясь в кровать, поддерживая свой огромный вес. Пальцы были расставлены, и рука напоминала мне коричневую морскую звезду.

Внезапно ее спина изогнулась. Одна рука повисла в воздухе, пальцы судорожно сжимались и разжимались. Ноги барабанили по кровати. Потом раздался крик. Опять-таки слышал не только я, но и другие. Бруту показалось, что было похоже, будто крик принадлежит волку или койоту, попавшему ногой в капкан. А мне он напомнил клекот орла, какой можно было услышать иногда тихим утром, когда он кружил, спускаясь сквозь туман, широко распластав крылья.

С улицы долетел порыв ветра, такой сильный, что дом тряхнуло во второй раз, – так странно, ведь до этого ветра не было совсем.

Джон Коффи отстранился, и я увидел, что лицо Мелли разгладилось. Правая сторона рта больше не отвисала. Глазам вернулась их обычная форма, и вся она помолодела лет на десять. Коффи посмотрел на нее пару секунд, а потом закашлялся. Он отвернулся, чтобы не кашлять ей в лицо, потерял равновесие (что было не трудно, ведь он сидел почти на краешке кровати), и упал вниз на пол. Этого оказалось достаточно, чтобы дом содрогнулся в третий раз. Он опустился на колени и, наклонив голову, кашлял, как человек на последней стадии туберкулеза.

Я подумал: «Теперь мошки. Он выпустит их с кашлем, теперь их должно быть так много».

Но этого не последовало. Джон только продолжал каш-лять глубокими, резкими лающими звуками, едва успевая между приступами глотнуть воздуха. Его темная, шоко-ладная кожа становилась серой. Встревоженный Брут подо-шел к нему, опустился на одно колено рядом и положил руку на широкую вздрагивающую спину. Движение Брута словно сняло заклятие. Мурс подошел к постели своей жены и опустился на то место, где сидел Коффи. Похоже, он вообще не замечал присутствия кашляющего, задыха-ющегося гиганта. И хотя Коффи стоял на коленях почти у самых ног Мурса, тот смотрел только на свою жену, а она в ответ глядела с изумлением. Ее лицо напоминало зеркало, с которого стерли тряпочкой пыль.

– Джон, – крикнул Брут. – Выдохни это! Выпусти наружу, как раньше!

Джон продолжал кашлять и задыхаться. Глаза его стали влажными, но не от слез, а от напряжения. Слюна текла изо рта прозрачной струйкой, однако больше ничего не выходило.

Брут пару раз похлопал его по спине, потом обернулся ко мне:

– Он задыхается! То, что он вытянул из нее, мешает ему дышать!