Зелёная Миля (Green Mile)

– Я так устал от боли, которую слышу и чувствую, босс. Я устал от дорог, устал быть один, как дрозд под дождем. Устал от того, что никогда ни с кем мне не разделить компанию и не сказать, куда и зачем мы идем. Я устал от ненависти людей друг к другу. Она похожа на осколки стекла в мозгу. Я устал от того, что столько раз хотел помочь и не мог. Я устал от темноты. Но больше всего от боли. Ее слишком много. Если бы я мог сам со всем покончить! Но я не могу.

«Перестань, – пытался сказать я. – Перестань, отпусти мои руки. Иначе я утону. Утону или взорвусь».

– Не взорвешься, – вымолвил он, слегка улыбаясь от этой мысли... но руки мои отпустил.

Я наклонился вперед, задыхаясь. Я мог видеть каждую трещинку в бетонном полу, каждую раковину, каждый проблеск слюды. Подняв глаза на стену, я увидел имена, написанные на ней в 1924-м, в 1931-м. Эти имена были смыты, люди, которые их написали, тоже в некотором роде были смыты, но я думаю, что ничего нельзя смыть полностью, ничего с этого темного стекла нашего мира, и теперь я увидел их снова, переплетения имен, находящих одно на другое. Я смотрел на них и словно слышал, как мертвые говорят, поют и просят о милосердии. Я почувствовал, как мои глаза пульсируют в орбитах, уловил биение своего сердца, ощутил шорох моей крови, бегущей по всем сосудам моего тела, словно письма отовсюду.

Вдалеке я услышал гудок поезда – должно быть, трехчасовой в Прайсфорд, подумал я, но не был уверен, потому что раньше никогда его не слышал. Особенно из Холодной Горы, ибо ближайшее место, где проходила железная дорога, находилось в десяти милях к востоку от тюрьмы. Значит, я не мог его слышать из тюрьмы, скажите вы, да, так оно и было до ноября 1932-го, но в тот день я его слышал.

Где-то с треском, словно бомба, разорвалась лампочка

– Что ты со мной сделал? – прошептал я. – О Джон, что ты сделал?

– Извини, босс, – сказал он спокойно. – Я не подумал. Это ненадолго. Скоро ты опять будешь в норме.

Я поднялся и направился к двери камеры. Я шел словно во сне. Когда я дошел до двери, он проговорил:

– Ты хотел знать, почему они не кричали? Тебе и сейчас непонятно только это, правда? Почему девочки не кричали, пока были еще на веранде.

Я обернулся и посмотрел на него. Я мог видеть все красные прожилки в его глазах, каждую пору на его лице... и я почувствовал его боль, боль, которую он забрал у других людей, как губка впитывает воду. Я увидел темноту, о которой он говорил. Она лежала повсюду в мире, когда он смотрел на мир, и в этот момент я чувствовал одновременно и жалость к нему, и огромное облегчение. Да, мы совершим нечто ужасное, этого нельзя избежать... и все-таки сделаем это ему во благо.

– Я увидел все, когда тот плохой парень схватил меня, – сказал Джон. – Тогда я понял, что это он сделал. Я видел его в тот день, он был среди деревьев, и я видел, как он их бросил и убежал, но...

– Ты забыл, – подсказал я.

– Верно, босс. Пока он до меня не дотронулся.

– Почему они не кричали, Джон? Он ударил их так, что потекла кровь, родители находились прямо над ними, наверху, почему же они не кричали?

Джон посмотрел на меня своими нездешними глазами:

– Он сказал одной из них: «Если будешь шуметь, я убью твою сестру, а не тебя». То же самое он сказал другой. Понимаешь?

– Да, – прошептал я и увидел все. Веранду Деттериков в темноте. Уортона, склонившегося над ними, как вампир. Одна из них начала звать на помощь, но Уортон ударил ее, и кровь потекла из носа. На веранде была эта кровь.

– Он убил их любовью, – объяснил Джон. – Их любовью друг к другу. Теперь ты понимаешь, как все было?

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Он улыбнулся. Слезы потекли снова, но он улыбался.

– И вот так каждый день, – сказал он, – по всему миру. – Потом лег и повернулся лицом к стене.

Я вышел в коридор, закрыл его камеру и пошел вверх по коридору, к столу дежурного, все еще как во сне. Я вдруг понял, что слышу мысли Брута, очень слабый шепот о том, как пишется слово, по-моему «получить». Он думал: "После "ч" пишется "и" или "ы"?". Потом поднял глаза и начал улыбаться, но улыбка погасла, как только он разгля-дел меня получше.

– Пол? – спросил он. – Ты в порядке?

– Да. – И я передал ему то, что рассказал мне Джон, не все, конечно, опустив то, как повлияло на меня его прикосновение (об этом я не рассказывал даже Дженис; Элен Коннелли будет первой, кто узнает, если... если захочет прочесть эти последние страницы), но я повторил ему то, что Джон сказал о своем желании уйти. Это немного успокоило Брута, но я почувствовал (услышал?), как он спрашивает себя, а не придумал ли я все, чтобы облегчить его мучения. Потом я почувствовал, что он решил мне поверить, просто потому, что так будет легче, когда придет время.

– Пол, что, опять твоя инфекция вернулась? – спросил он. – Ты весь горишь.

– Нет, со мной все хорошо. – Мне было не очень хорошо, но я был уверен, что Джон сказал правду и что скоро все образуется.

– Все равно, тебе не помешало бы пойти в свой кабинет и ненадолго прилечь.