Павлов достал молоко в Курынове и пошел назад. Миновав высоковольтную линию, уже в виду сосняка, он почувствовал, что ему мучительно идти прежней дорогой, и направился в обход березовым перелеском. Влажная кора берез почему-то припахивала свежестиранным бельем, ни один лист не кружился в тихом воздухе, и все же роща была толсто устлана желтой листвой. Возле трухлявого пня что-то ярко зеленело. Павлов подошел и носком ботинка пошевелил мягкую груду перьев, пронзительно зеленых и таких легких, что от его прикосновения несколько перышек взлетело на воздух. В этой неправдоподобно яркой груде капельками крови алели чуть удлиненные, узкие перышки. Хищник, настигший зеленую птицу с красной головой, не оставил от нее ни косточки, ни лоскутка плоти, лишь весь ее непригодный в пищу наряд содрал он с нее и сложил возле пня, а быть может, это ветром смело к пню набросанные на лиственную прель перья…
И радостью и страданием наполнилось сердце Павлова. Впервые поверил он сейчас, что близнецы здоровые ребята, они без труда осилят малую непрочность в грудной клетке и вырастут крепкими, надежными и добрыми людьми. Но почему ни сам он, ни жена не смогли подняться до простой веры в чудо, открывшееся их детям? Почему мать просто устранилась, а он, из бедной неспособности проникнуться их верой, измучил себя и обидел детей?
Близнецы в поисках птицы могли забрести и в эту часть леса. Павлов отыскал заостренный сук, выкопал неглубокую ямку в закисшей поверху, а внутри твердой от заморозков земле и захоронил перья, набросав поверх прелые листья. Одно красное перышко Павлов взял с собой: он уже научил близнецов грубости недоверия и потому нуждался в вещественном доказательстве.
— Я видел вашу птицу, — сказал он ребятам, придя домой. — Она летела на юг и обронила перышко. Вот оно.
Старший из близнецов осторожно взял перышко, провел им по щеке и передал брату, тот повторил его жест.
— А долетит она? — задумчиво спросил младший.
— Она летела высоко, сильно, плавно, она обязательно долетит.