Зеленая тетрадь

– Именно так, – кивнула Женя. – Люди не хотят думать о том, что интернатские дети не видят в этих подарках ценности. У них практически нет понятия «личная собственность». Тумбочки не закрываются, одной вещью пользуются все подряд, старшие и более сильные отбирают всё ценное у маленьких и слабых… Но дело даже не в этом. Дети привыкают, что подарки от спонсоров валятся на них, можно сказать, с неба. Представляете, на прошлый Новый год у нас каждый ребёнок получил не меньше пятнадцати килограммов конфет и даже не по одному, а по несколько смартфонов от разных спонсоров. Причём смартфоны подарили всем детям, вплоть до малышей, которые ими потом только что не в песочнице играли. Ну, скажите на милость, разве это правильно?

– Согласен с вами, – кивнул я. – Конечно, такого рода ситуации никак не смогут сформировать у ребёнка реалистичные представления о жизни.

Тележка стюардесс вновь загрохотала по проходу – везли обед.

– Одна из самых больших наших проблем, – продолжала Женя, – наверное, даже самая большая, как раз и заключается в том, что у детей, как вы это назвали, не формируется представление о реальной жизни. Ведь они вообще незнакомы с самыми элементарными вещами! Не умеют стирать, готовить, не говоря уж о том, чтобы планировать свой бюджет. В некоторых детских домах даже старшим ребятам постели стелют нянечки. Представляете – человек доживает до совершеннолетия, ни разу не вдев подушку в наволочку. Но бытовые навыки – это ведь не самое страшное, этому можно научиться. А вот психология… Детдомовские дети не умеют заботиться о других, признавать чужие личные границы и даже не понимают, зачем это нужно. У них весьма смутное представление о профессиях, они не думают о том, кем хотят стать, и не понимают, зачем вообще надо работать. Они ничего не знают о жизни за стенами детдома…

– Это печально, – не мог не признать я. – Конечно, такой ребёнок просто не имеет шансов стать гармоничной личностью. Он не может реализоваться ни в профессии, ни в чём-то ещё, просто потому, что ничего из этого нет в их системе ценностей. Кроме, возможно, семьи. Семью-то, насколько я понимаю, они все хотят, все мечтают найти родителей.

– С семьёй тоже всё не так просто, – вздохнула Женя. – Да, конечно, нет такого интернатского ребёнка, который не мечтал бы, чтобы пришли родители и забрали его в настоящий дом, в семью. Но беда в том, что эти самые дом и семью они тоже представляют себе весьма туманно. Ведь никаких наглядных примеров перед глазами нет! И когда воспитанники детдомов вырастают, женятся, обзаводятся собственными детьми, то они просто не знают, как надо жить в семье, как общаться, как растить собственных детей… А у многих и вовсе нет такой потребности. Она просто отсутствует.

– Но это-то почему? – удивился я. – Ладно, навыки семейных взаимоотношений у них не формируются, это я могу понять. Но ведь межличностное общение всё равно присутствует. Они растут в коллективе…

– В коллективе, но в замкнутом, – тут же подхватила Женя. – Одни и те же дети, педагоги, воспитатели. Круг общения домашнего ребёнка постоянно меняется, и он гораздо шире: семья, знакомые, воспитатели и товарищи по детскому саду, потом одноклассники, учителя, приятели во дворе, на даче, в кружках и секциях… В магазинах, в транспорте, в кафе, на отдыхе – везде, где ребёнок бывает, – он постоянно видит разные лица, сталкивается с разными формами общения. А наши воспитанники варятся в собственном соку бόльшую часть года… До тех пор, пока не наступают праздники. А это, с моей точки зрения, вообще ужасное время. Для спонсоров детский дом становится чем-то вроде контактного зоопарка. Детей вывозят на утренники, к ним приезжают толпы людей, вокруг ребёнка куча незнакомых взрослых, и все общаются с ним как с приятелем, обнимают, тискают, фотографируются с ним… А потом дядя или тётя, которые называют себя «другом» ребёнка, суют ему игрушку или конфеты и исчезают из его жизни навсегда.

Излагая всё это, Женя разрумянилась (что, надо признать, ей очень шло), говорила эмоционально и взволнованно. Не нужно было быть психологом, чтобы понять – тема разговора для неё очень значима.

– Простите, я, наверное, совсем вас утомила своей болтовнёй, – вдруг спохватилась она.

– Нет, что вы, Женя! – возразил я. – Мне очень интересно вас слушать. Я ведь совершенно далёк от этой стороны жизни, как и большинство людей…

Громыхающая тележка с едой наконец добралась до нас, и нам пришлось ненадолго прерваться. Я обратил внимание на то, что мы с Женей оба выбрали одно и то же блюдо – рыбу, хотя большинство остальных пассажиров, включая Кирилла, предпочли курицу.

Поев, Женя спросила:

– Дмитрий, а у вас есть дети?