Зеленая ветка мая

- А еще кто у тебя есть? - допрашивала та, что назвалась Линой.

- Брат Вася. Прапорщик. Тоже воюет в действующей армии, освобожденно вздохнула Катя.

- Их ты! Девочки, слышали? И отец и брат. Значит, с матерью живешь?

- Как же с матерью, когда в монастыре на квартире? - снова высунулась белобрысая.

- Да ведь верно. А мать где? - допрашивала командирша.

Катя замерла. Больно съежилось сердце. Она была диким зверьком, пойманным в клетку. Чужие девочки. Толпа чужих, насмешливых, любопытных девчонок, которые желают все знать о новенькой: как определили на квартиру, откуда приехала, кто родные, где мать?

- Мать тоже в действующей армии. Сестрой милосердия, - сказала Катя спокойно. Но губы дрогнули. Глаза сузились и глядели холодно, боясь встретиться с другими глазами, и видели осеннее светлое небо. И облако...

Гляжу я на синее небо,

Синий большой океан,

Плывет на нем облако-парус

Одно. Из каких оно стран?

Однажды, когда было грустно, она сочинила эти стихи.

- Девочки, у нее и мать в действующей армии, сестрой милосердия, о-го-го! - уважительно протянула Лина.

Что тут поднялось! Все что-то говорили, ликовали.

Так с ликованием и ввели Катю Бектышеву в гимназию и доставили до четвертого (так называемого параллельного) класса, на втором этаже, около лестницы, где в дверях поджидала воспитанниц классная дама средних лет, в синем платье, сухощавая и подтянутая, как и следует быть.

- Людмила Ивановна! У нас новенькая, Катя Бектышева. У нее вся семья в действующей армии: и отец, и брат, и мама сестрой милосердия. Людмила Ивановна, посадите ее со мной.

- Нет, со мной!

- Нет, со мной!

Катя в глубоком реверансе опустилась перед классной дамой. В прежней гимназии в губернском городе было принято приседать, а здесь, в провинциальном городке, о таких церемониях не слышали.

Фурор был необыкновенный! Толпа на площадке перед четвертым параллельным росла. Новенькая с первого дня сделалась известной личностью.

Ее посадили с Линой Савельевой.

"Давай дружить, со мной все дружат, а она - Акулина, солдат в юбке из деревни Серы Утки", - сунула Кате записку белобрысая Клава Пирожкова.

Первым уроком был закон божий. Легкой походкой вошел молодой законоучитель в темно-вишневой рясе на атласной подкладке, с большим позолоченным крестом на груди. Он был похож на Иисуса Христа, как обычно рисуют его на иконах. Продолговатое лицо, прямой нос, задумчиво-добрые глаза и разделенные пробором темные, до плеч, завивающиеся на концах волосы.

- Отец Агафангел, у нас новенькая, Катя Бектышева!

- Пастырь радуется новой овце, приставшей к стаду, - произнес отец Агафангел.

- Ученый, страх! А ничего, добрый, - шепнула Лина.

"Неужели и он будет расспрашивать?" - подумала Катя.

- Отроковица Бектышева, богослужения посещаешь усердно?

- Да, - не поднимая головы, ответила Катя.

- Гляди очами открыто, ибо в страхе и потуплении не таится ли ложь?

Катя выпрямилась и с отчаянием ждала. Что будет? Он угадал ее ложь.

- Видимость твоя снаружи приятна, - продолжал отец Агафангел. Однако истинная красота наша внутри нас, и надобно заботливо ее в себе сохранять, как садовник в саду оберегает цветы. Произнеси, Бектышева, молитву, коя твоему сердцу особливо дорога.

- Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое... - зачастила Катя.

Он прохаживался по классу, слушая ее тарахтенье с легкой улыбкой.

- Разъясни нам, Бектышева, каким русским словом обозначить можем славянское "иже"?

Вот так да! Катя тысячи раз слышала и знала наизусть молитву, но в голову не приходило задуматься, что значит маленькое словцо "иже". В самом деле - что?

- Смятение твое, Бектышева, тебя обличает. Сколь легковесно возносишь ты господу богу словеса молитвы, не разумея их смысла... Отроковицы, понятно ли вам мое наставление?

- Понятно! - хором ответил класс.

- "Иже", слово сие означает, - продолжал отец Агафангел, - означает по-русски "который".

Он начал урок, вернее, рассказ:

- И вот настал вечер. Пламенный круг солнца опустился за горизонт, краски потухли, на земле стало темнеть, подул ветер, неся прохладу и свежесть разгоряченной земле. А ученики все ждали Учителя. Но Учитель не шел. "Где ты, Христос, сын божий?" - тревожились ученики. Но он все не шел.

Отец Агафангел неслышными шагами приблизился к Кате и положил руку на ее голову. Широкий рукав рясы опустился ей до плеч. Она вдыхала что-то душистое и теплое, лица ее касался шуршащий шелк подкладки, было темно у него в рукаве и таинственно.

- "Где ты, Учитель?" - слышала Катя.

Наступила безмолвная пауза.

Отец Агафангел оставил Катю и, бесшумно ступая между партами, накрыл рукавом чью-то другую девичью голову и рассказывал дальше: