— Варвара, молчи! — грохнул кулаком по столу Петр Игнатьевич. — Ты зачем мне акафист поешь? Обо мне разговор? Завела про любовь! Молчи, время знай.
В классе поднялось хихиканье, шум, и представитель ревтрибунала постучал пальцем по столу, призывая к порядку.
— Без свидетеля не докажете. Свидетеля нет, — уже совсем успокоенный неуместным взрывом Варвары Смородиной сказал Сила Мартыныч.
И вдруг… вдруг Катю обожгло: Катя вспомнила книжную полку в чулане, хилый огонек коптилки, который Нина Ивановна загораживала ладонью, чтобы не погас от дыхания, а за ее спиной в темноте прислоненные к стене вилы и грабли и ворох сена в углу, прикрывавший что-то. Она бегло все это увидела. «Зачем сено в чулане?» — мелькнуло тогда, но не задержалось. Занята была книгами. Раздобыла кипу книг, негаданное счастье…
Так вот, оказывается, зачем там было сено.
— Я свидетель. Я видела.
Волнуясь, спеша, Катя рассказала, как и зачем попала в темный чулан Нины Ивановны и что там увидела.
— Мешки видела?
— Мешки?
Катя потерянно взглянула на председателя. И он глядел на нее с нетерпением, страстным ожиданием во взгляде, но молчал и ни кивком, ни движением ресниц ничего не подсказывал.
— Мешков не видела, — упавшим голосом ответила Катя. И виновато: — Не знаю. Наверное, там были мешки.
Вздох разочарования услышала она в душном классе.
Сила Мартыныч презрительно хмыкнул:
— Наверное?! Надежных свидетелей насобирал председатель! Идите, граждане, проверяйте, кто хочет, есть ли у соседки в чулане мешки.
— Нет, — тихо ответила Нина Ивановна. — Ты их утром в воскресенье на разъезд увез. Ночью в сани нагрузил, сеном прикрыл, а утром увез. Еще метель тогда поднялась.
— Что-то не помню. Путаешь, Нина Ивановна. Вроде никуда не ездил я в воскресенье.
Тогда уверенно, громко крикнула Катя:
— Ездили. Я видела. Знаю.
Радуясь, что теперь-то она безошибочно его уличит, этого плечистого, сильного и чужого человека с желтым взглядом. Она не замечала раньше, что у него желтый взгляд. Тяжелый, безжалостный.
— Что ты будешь делать, и тут учительница наша в свидетелях, — развел руками Сила Мартыныч. — Скажи, какая быстрая! Да усердная. Все норовит в пользу властям доказать. — Он задумался, будто вспоминая. И вспомнил: — А ведь и вправду, Катерина Платоновна, было. Догнал вас в поле, точно не скажу, в воскресенье ли или в другой какой день.
— В воскресенье.
Тут вмешался представитель ревтрибунала:
— Катерина Платоновна, почему вы уверены, что именно в воскресенье встретили Астахова в поле, вернее, он вас догнал?
— Помню, была метель, сильная вьюга. И еще…
— Вот, вот, вот! — со злобным смешком подхватил Сила Мартыныч. — То-то и есть, что еще… Эх ты, девка, не соблюдаешь себя, а ведь учителка все-таки, или, как нынче называется, шкраб. Правильно. Еду в воскресенье к свату в Дерюжкино, за разъездом пять верст. По семейной надобности еду, оттого и воскресный день выбрал, в будни недосуг. А метель — глаза слепнут. Вижу, учителка топает, парня провожает. Ну, я парня подвез до разъезда. Сам оттуда в Дерюжкино, к свату.
— Скажите, Катерина Платоновна, — деликатно и мягко обратился представитель ревтрибунала, — нам важно знать, кого и куда вы провожали?
— Эва, кого! — воскликнул Сила Мартыныч, поворачиваясь на своем кругляше к народу и ища и, может быть, уже находя в ком-то поддержку. — Кого? Тайка моя несмышленыш, и та догадается. Ночевал у ней парень, вот что. А сам мешочник. Целый день шнырял по селу.
— Катерина Платоновна, как зовут вашего знакомого? — снова мягко спросил представитель ревтрибунала.
— Арсений, — сказала она. И… ужаснулась. А дальше?
— Арсений, — записал в книжечку товарищ из ревтрибунала. — А дальше? Отчество, фамилия, адрес. Мы его в сутки разыщем. Это важно, Катерина Платоновна. Не мог же он не заметить, что везет Астахов в санях. Итак, Арсений. А дальше?
— Не знаю, — почти беззвучно ответила Катя.
— Как не знаете? — удивился он.
— Не знаю.
Погибла Катя! Никогда, никогда не подняться ей в глазах иваньковского народа. В ее классе, ее школе сошлись отцы и матери ребятишек, которых Катя учит и любит, и вот… Что они будут думать о ней? Как им объяснить? Раньше она шла улицей — и встречный крестьянин снимал шапку и низко кланялся. А теперь?
— Вот ваши свидетели! — уже грозил и наступал Сила Мартыныч. — Кого, председатель, против меня выставляешь? Всем ведомо, учителка по твоей дудке пляшет. А за что? За то, что частенько в школу захаживаешь, да все под вечерок норовишь…
— Ух, гадина, контра! — во весь голос завопила Варвара Смородина. — Куда повернул! Нет, контра, учительницу позорить не дам. Мужика моего не пристегивай, он передо мной чист, как свеча, а что до парня… так в ту пору еще бабушка живая была, когда они парня бедного из жалости переночевать на печку пустили…
— Бабушку вспомнила, — ехидно ухмыльнулся Астахов. — Не на пользу себе бабушку вспомнила, гражданка Варвара Смородина.
Варвара опешила:
— Чего? О чем ты?
— Где кольцо? — резко повернулся на кругляше лицом к председателю Сила Мартыныч.
— Какое кольцо?