Зеленая война (СИ)

Я вернулся домой, не обратив никакого внимания на инопланетянок во дворе. Заточил карандаши и стал рисовать картинку с горой, облаками, трубой, испускающей зеленый дым и окрашивающей в тот же цвет всю нижнюю половину мира. Вверху, над облаками, солнце сияло привычно желтым, и им наслаждались многочисленные человечки.

Кажется, получилось хорошо и понятно. Завтра с утра возьму рюкзак, все припасы и пойду к русскому. А оттуда сразу отправимся на гору. Заводить в свое убежище я его пока не буду. Пусть это лучше станет сюрпризом по возвращении.

В окно прилетел снежок. С ума сойти! Им, значит, можно меня игнорировать, а мне нет? Я вышел. Обе стояли у крыльца. В этот раз ладони мне протянули и взрослая, и младшая. Эмоциональный контакт получился более сильным, чем всегда. Я ощутил участие и тревогу. Оказывается, им не стало скучно, они просто подумали, что со мной случилась какая-то неприятность.

– Да нет, все хорошо. Я просто пойду туда завтра, – освободил одну руку, показал на себя, на гору и сделал пальцами движение, будто иду. Девочка снова ухватила мою ладонь. Поняла? Похоже.

Теперь гости испытывали беспокойство и страх, которые пытались передать мне. Человек бы сейчас уговаривал «Не ходи! Это опасно!». Собственно, ни к чему мы в итоге не пришли. Я уже все решил.

***

Наутро, проснувшись, я плотно позавтракал, натянул комбинезон, прихватил рюкзак и вышел в неизвестность. Конечно, не забыв проверить электроприборы. Выключил все, но питание дома оставил. Не хотелось, чтобы все напрочь выстыло и испортился насос. Наверно, до моего прибытия вода в трубах была как-то спущена, а происходит ли это автоматически – вопрос. Всю конструкцию я обнаружил в низком подполе. Видимо, дом построили прямо над пробуренной скважиной. Не знаю, принято ли тут так или это оригинальное решение, но для холодных краев, пожалуй, вариант подходящий.

Перед подъездом стояла Старшая. Мысленно я давно называл ее именно так, поэтому для меня слово превратилось в имя собственное. Когда я направился к выходу со двора, она последовала за мной. О-о, нет. Так дело не пойдет. Если русский увидит меня в подобной компании, его реакция совершенно непредсказуема. Нос уже зажил и даже синяки рассосались, но одна ноздря так и отказывалась дышать. Не хотелось бы повторять неприятный опыт.

Я остановился и взял руки пришелицы в свои. Иначе нам взаимопонимание не давалось.

– Нет, – попытался объяснить я. – Я обязательно должен идти один. Опасно в первую очередь для тебя!

Она кажется поняла, но точно была не согласна. Я попытался настаивать.

Пытаться молча передать другому свои эмоции – очень непростая задача. Всегда есть такая штука, как интерпретация. И если еще вы одного вида, то можете примерно представлять, какой она будет. И то, не всегда такое работает. Например, женщины плохо понимают мужчин и наоборот. Хотя, если обняться и обсуждать все тихонько, почти любой спор можно свести на нет.

Я рискнул. Шагнул к инопланетянке и обнял. Она была немного повыше меня, но не двухметровой, как большинство остальных. Интересно, почему? Может быть, очень молодая?

Тут мысли были вытеснены вихрем ощущений. Незнакомых, светлых, чужих. Точнее, все это я тоже испытывал в жизни, но урывками. Щемящее счастье от того, что просто живешь и дышишь. Удовлетворение от хорошо и вовремя сделанной работы. Спокойное наслаждение лучами солнца на коже. Прикосновение теплого ветра. Замирание сердца в момент прыжка с высокой вышки в воду. И многое другое. Яркое, звенящее. Настоящая квинтэссенция жизни.

Мне не хотелось, чтобы это прекращалось. Таким живым я не чувствовал себя еще никогда, все остальное не имело смысла.

Но вот Старшая приостановила свой поток образов, давая дорогу моим. Я попробовал транслировать их, ощущая легкий стыд оттого, что тут все не настолько радужно. Метания, сомнения. Муки совести из-за Антона, оставленного в холоде и мраке. Надежда найти своих. Почти твердая уверенность, что не найду. Отвращение к зеленому солнцу и снегу.

Пришелица посмотрела мне в глаза, и я почувствовал ее глубокое сожаление. Она была твердо уверена, что так не должно быть. Все ее существование состояло из полета и радости. Каждый новый день был подарком, и она хотела того же самого для всех.

Она без слов предлагала мне остаться. Пойти к остальным, жить с ними. Танцевать, дышать, любить каждую минуту существования.

Образы ускользали, размывались. Женщина явно хотела рассказать что-то еще, но непривычный "разговор" сливался для меня в ровный информационный шум. Теплый, уютный, манящий, но совершенно неконкретный. Абстрактное: живи, радуйся, кружись...

Но что я буду тут делать? Тяжелый, вечно голодный, привыкший к комфорту и не умеющий ходить сквозь стены? Мне остается держаться своих. А свои – это русский, выживающий где-то в каменных джунглях. Человек, которому я ни в жизнь не смогу объяснить, что представляют собой эти пришельцы. Потому что такое нельзя объяснить, можно только почувствовать.