Зеленая жемчужина

Одри вздохнул: «Так-то оно так, конечно. Мальрадор, ты надежный малый! Возьми пергамент и пиши: „Сэр Лаврилан даль Понцо, примите наши наилучшие пожелания! Вам давно пора утереть сопли и показать своим бойцам пример настоящей драчливости! Всего лишь месяц тому назад вы заверяли меня, что проломите головы тысяче болванов-кельтов. Какие еще сказки вы будете мне рассказывать?“ Приложи мою печать, подпишись за меня и отправь это Лаврилану спешной почтой».

«Будет сделано, государь. Ваш выговор будет доведен до сведения сэра Лаврилана».

«Это не просто выговор, Мальрадор! Это приказ! Я желаю видеть головы кельтов, скалящих зубы на концах наших пик! Я хочу, чтобы Даот нанес мощный удар, от которого эти болваны разлетятся во все стороны и попрячутся по норам, как испуганные кролики!»

«Сэр Артемус и сэр Глигори командуют отборными отрядами, — напряженно сказал Мальрадор. — Зачем сдерживать их отвагу? Они только и ждут возможности хорошенько подраться!»

Артемус и Глигори захлопали в ладоши, изображая энтузиазм: «Хорошо сказано, Мальрадор! А теперь идите, заставьте сэра Лаври-лана подтянуться — а мы тем временем обсудим ситуацию с его величеством».

Как только помощник камергера удалился, Артемус и Глигори успокоительно разъяснили королю причины последнего поражения в Визроде и сумели постепенно перейти к обсуждению более приятных тем; в конечном счете все трое погрузились в процесс планирования развлечений, связанных с визитом короля Адольфа Аквитанского — и дела в Даоте пошли своим чередом.

В других уголках Старейших островов жизнь тоже шла своим чередом. Невероятным усилием воли Торкваль заставил себя восстать со смертного одра. В белом дворце на пляже за окраиной Исса Меланкте проводила дни и ночи, погруженная в неизъяснимые думы. В Свер-Смоде и в Трильде, соответственно, Мурген и Шимрод занимались своими изысканиями и никуда не уезжали. Тамурелло, однако, покинул виллу Фароли, пренебрегая приказом Мургена — по сведениям чародея Рохта по прозвищу «Ворон», нарушитель удалился на вершину высокой горы в Эфиопии, чтобы без помех предаваться самосозерцанию.

Но как поживает зеленая жемчужина? Два молодых гоблина, наткнувшись на побелевший скелет Мантинга, принялись играть костями. Череп палача катался и прыгал, как мяч, по всей поляне. Один из проказников изобразил шлем из тазовой кости, напялив ее на голову, а другой стал кидаться позвонками в стайку пробегавших мимо дриад — те сразу забрались повыше на деревья, подшучивая над уродцами сладкими тонкими голосками.

Жемчужина, однако, все глубже погружалась в лесную подстилку. Так прошли еще одно лето, еще одна осень, а за ней и зима. Весной поблизости от погребенной жемчужины стали прорастать семена. Побеги пробивались с необычной бодростью, расправив сочные зеленые листья раньше соседних растений, и вскоре распустились чудесные цветы — каждый не походил на другой, и все они не походили ни на какие другие цветы мира.

2

Происхождение укреплений Ксунжа терялось во мраке времен. Городская стена опоясывала плоскую вершину большого каменного мыса, с трех сторон обрамленного крутыми утесами, поднимавшимися из воды на двести футов. С четвертой стороны узкая перемычка гранитного обнажения, длиной примерно сто ярдов, соединяла город с основной массой Хайбраса.

Четыреста лет тому назад Ульфляндия была огромным и влиятельным королевством, включавшим обе части собственно Ульфлян-дии, северную и южную (за исключением Исса и долины Эвандера), Годелию и даже Даотские топи, простиравшиеся под отвесным эскарпом Поэлитетца. В те славные времена король Фидвиг, обуреваемый манией величия, решил использовать все возможности абсолютной монархии и приказал сделать укрепления Ксунжа совершенно неприступными. Десять тысяч человек работали двадцать лет, возводя систему фортификаций, покоившуюся на гранитных стенах высотой сто двадцать футов и толщиной сорок футов в основании; стены эти дважды перекрывали перемычку мыса — в самом узком месте и там, где перемычка подступала к городу — и продолжались в водах Скайра, чтобы защитить гавань от нападения с моря.

Напоследок, словно раньше это не приходило ему в голову, король Фидвиг приказал также построить дворец — и зодчие воздвигли Джехондель: замок не менее грандиозных пропорций, чем городские стены.

Ныне Ксунж, во многом утративший былое великолепие, все еще оставался неприступной цитаделью. Знать населяла и поддерживала в приличном состоянии высокие каменные дома и образовывала ядро небольшой армии, защищавшей город от ска.