Зеленая жемчужина

«Вы пытаетесь меня запугать, — отозвался Лухалькс. — Бесполезная попытка. Мы никогда не откажемся от мечты. Сначала мы захватим Старейшие острова, а затем уничтожим готов — всех до единого — за то, что они выгнали нас из Норвегии».

«Ска настолько злопамятны?»

«Мы мечтаем все, как один — мы помним все, как один! Я сам вижу, как это было, когда смотрю на языки пламени — и это не плоды воображения, это картины, возникающие в памяти. Мы преодолели ледники, чтобы найти затерянную долину; мы оборонялись от рыжих погонщиков мамонтов; мы уничтожили каннибалов — полулюдей, населявших этот мир тысячи тысяч лет. Ска наследуют память предков; мы знаем прошлое так, как если бы каждый из нас прожил все эти века».

Эйлас указал на море: «Взгляните, как бегут эти валы, гонимые ветром из океана! Казалось бы, перед ними ничто не устоит! Они преодолели тысячи миль в безудержном беге — только для того, чтобы разбиться об утес в одно мгновение и разлететься брызгами невесомой пены».

Герцог Лухалькс сухо произнес: «Я выслушал ваши замечания и приму их во внимание. Еще один, последний вопрос вызывает мое беспокойство — вопрос о безопасности моей супруги, леди Храйо».

«Мне ее судьба неизвестна. Если она попала в плен, с ней, несомненно, обращаются не хуже, чем ска обращаются с захваченными в рабство ульфскими женщинами».

Лухалькс поморщился, откланялся и, повернувшись, вернулся к брату и дочери. Несколько минут трое ска стояли, глядя на море и на крепостные стены, после чего удалились в том направлении, откуда пришли.

Вечером сплошная багрово-серая туча надвинулась с запада и затянула солнце — над Ксунжем стали сгущаться преждевременные сумерки. Непроглядно темная ночь сопровождалась шквальным ливнем, временами будто ослабевавшим, но затем нараставшим с новой силой. К рассвету, заявившему о себе угрюмым буровато-фиолетовым заревом, оттенком напоминавшим кожуру баклажана, дождь еще продолжался, хотя и не с таким неистовым постоянством.

Еще через два часа дождь превратился в туманную морось, в небе стали появляться просветы — день коронации обещал быть погожим. Эйлас пробежал по пристани, углубился в похожий на туннель проход в городской стене, поспешно поднялся по мокрой булыжной мостовой извивающихся серпентином улочек на опустевшую рыночную площадь и вступил под массивную арку парадного входа Джехонделя.

В вестибюле Эйлас отдал лакею мокрый плащ и направился к лестнице по главной галерее. Из соседнего зала вышла Татцель — она наблюдала за приготовлениями к коронации. Заметив Эй ласа, девушка неуверенно задержалась, но тут же решительно двинулась вперед, глядя прямо перед собой. У Эйласа возникло странное ощущение — словно он уже когда-то здесь был и видел ту же сцену, словно он снова стоял в галерее замка Санк, и к нему размашистыми шагами шла Татцель, не замечая никого и ничего, кроме своих потаенных мыслей.

Татцель приближалась, сосредоточенно глядя куда-то в дальний конец галереи — она явно не была расположена к общению с Эйла-сом. Эйласу уже показалось, что она пройдет мимо, не говоря ни слова, но в последний момент Татцель неохотно остановилась и смерила его с головы до ног быстрым недружелюбным взглядом: «Почему ты так странно на меня смотришь?»

«На меня что-то нашло. Показалось, что я снова в замке Санк. Душа ушла в пятки, представляешь?»

Опущенные уголки губ Татцель подернулись: «Меня удивляет, что ты все еще здесь. Разве капитан твоего корабля не торопился выйти в море?»

«Он решил задержаться на пару дней, чтобы я успел закончить дела».

Татцель ответила непонимающим взглядом: «Я думала, ты сюда приехал, чтобы вернуть меня отцу».

«Такова была одна из моих целей. Но король Гаке благосклонно разрешил мне присутствовать на сегодняшней церемонии — а это, несомненно, историческое событие, и я не хотел бы его пропускать».

Татцель безразлично пожала плечами: «Для меня оно ничего не значит — но, возможно, ты прав. А теперь мне пора тоже приготовиться к церемонии — хотя на меня, конечно, никто не будет смотреть».

«Никто, кроме меня, — отозвался Эйлас. — Меня всегда занимало выражение твоего лица, даже если оно ничего не значит».

5

Утренние намеки на прояснение в небе не оправдались — дождь продолжался до вечера, налетая на Ксунж из низко нависших черных туч; дождь барабанил по черепицам крыш, дождь шипел в зеленоватосерых водах Скайра.

Влажный полусвет проникал в большой зал Джехонделя через узкие высокие окна. Пламя четырех огромных каминов больше радовало взор; кроме того, своды озарялись чуть дрожащим огнем многочисленных факелов в укрепленных рядами настенных жирандолях.

На тех же каменных стенах висела дюжина хоругвей, символизирующих величие Старой Ульфляндии — цвета их поблекли, а одержанные под ними победы были давно забыты; тем не менее, при виде древних штандартов слезы наворачивались на глаза многих ульфов, пришедших засвидетельствовать помазание на царство нового короля — церемонию, которая, по мнению большинства горожан, должна была погасить последние мерцающие искры былой славы.