«Впереди — дорога из Прибрежья в Поэлитетц. За ней, на севере — дикие места, до самой Годелии. Там никто не живет; там никто нас не ограбит и не убьет, ни ска, ни бандиты. В Дун-Кругре мы найдем тройский корабль и вернемся в Южную Ульфляндию со всеми удобствами».
Татцель взглянула на него так, словно он окончательно спятил, но безразлично пожала плечами.
Через час они выехали на дорогу, ведущую из Прибрежья к грозной и неприступной горной крепости Поэлитетц. В пределах видимости на дороге никого не было — Эйлас пришпорил коня, и они беспрепятственно пересекли опасную магистраль.
Весь день они ехали по плоскогорью, не встречая никаких троп. Далеко на востоке темнел пограничный хребет, отделявший Даот от Северной Ульфляндии. На западе и на севере пустошь расплывалась в дымке. Здесь, в холодных верховьях, процветали только утесник, осока и жесткие травы — иногда попадались, впрочем, угнетенные ветрами деревца тиса и рощицы низкорослых, словно ободранных с одной стороны лиственниц. Над головой время от времени пролетал ястреб, искавший куропаток или зайчат; вспугнутые лошадьми, хлопали крыльями и пропадали в безрадостных далях стайки ворон.
Ближе к вечеру с запада стали надвигаться тяжелые черные тучи; им предшествовала передовая линия рваных облаков, быстро заполонивших все небо — гроза была неизбежна, предстояла тяжелая ночь. Эйлас пришпорил коня, в то же время внимательно осматривая окрестности в поисках чего-нибудь напоминавшего укрытие.
Предвозвестники грозы поочередно закрывали солнце, создавая меланхолически величественный эффект: полосы золотого света бежали по лугам — ив одной из полос ярко выделилась низенькая хижина с белеными каменными стенами и крышей, выложенной толстым слоем торфа, поросшим пучками травы и клевера. Из трубы валил дым, а на дворе у соседнего хлева Эйлас заметил дюжину овец и стайку домашней птицы.
Обнадеженный, он подъехал к хижине и спешился у двери. В то же время он подал знак Татцель: «Слезай с лошади! У меня нет никакого желания снова скакать за тобой по горам!»
«Тогда помоги мне — нога разболелась».
Эйлас подхватил Татцель и поставил ее на землю, после чего они вдвоем приблизились к хижине.
Прежде чем они успели постучать, дверь распахнулась, и перед ними возник приземистый человек средних лет с круглой багровой физиономией и ярко-рыжими волосами, нависшими над ушами подобно торфяной крыше его коттеджа.
«Добрый день, сударь! — приветствовал его Эйлас. — Мы едем по своим делам. Приближается гроза, и мы хотели бы переночевать и что-нибудь перекусить. Взамен мы могли бы предложить подходящую плату».
«Ночлег я могу предоставить, — ответил фермер. — А что касается платы, то, что подходит мне, может не подходить вам. Иногда такое несоответствие представлений приводит к размолвкам».
Эйлас порылся в походной сумке: «Вот полфлорина серебром. Если этого хватит, возможность дальнейших размолвок должна быть устранена».
«Хорошо сказано! — заявил фермер. — Если бы в этом мире каждый устранял затруднения так открыто и прямолинейно, все его обитатели возрадовались бы существованию! Давайте монету».
Эйлас передал монету: «С кем имею честь говорить?»
«Зовите меня Квидом. А вас, сударь, как следует величать? И вашу подругу?»
«Меня зовут Эйлас, а это Татцель».
«Она у вас какая-то бледная и печальная. Вы ее часто бьете?»
«Да нет, не слишком».
«А, в том-то и дело! Колотите ее почаще. Тогда она мигом разрумянится, вот увидите! Нет ничего полезнее для женщины, чем пара добрых тумаков — она и ужин приготовит, и споет и спляшет, чтобы оттянуть следующую взбучку!»
Из хижины вынырнула толстуха: «Квид совершенно прав! Как только он поднимает кулак, я веселюсь и улыбаюсь, радуюсь всему на свете, и у меня в голове никаких забот. Взбучки Квида явно идут мне на пользу! Тем не менее, Квид при этом почему-то огорчается и чешет в затылке. Почему в пудинге завелись тараканы? И как в портянки попала крапива? Бывает, Квид приляжет позагорать на солнышке, а к нему подходит овца и мочится ему в лицо. Известно также, что призраки гоняются за Квидом в темноте и колотят его по макушке скалками и сковородками».
Квид решительно кивнул: «Вынужден признать, что после того, как Фрелька получает заслуженную взбучку, зачастую происходят странные вещи! Тем не менее, справедливость основного принципа непреложна. У вашей спутницы такой вид, будто она страдает запором или кушает мышьяк».
«Надеюсь, что это не так», — заметил Эйлас.
«А тогда пара хороших взбучек разгонит ей кровь и поправит пищеварение — скоро она будет петь, плясать и кружиться не хуже любой другой. Как ты думаешь, Фрелька?» Заговорщически наклонившись к Эйласу, фермер тихо прибавил: «Фрелька — ведьма, каких мало, опыта ей не занимать!»
«Прежде всего, у девочки сломана нога, — сказала Фрелька. — Сегодня я вправлю перелом, и у нее будет меньше причин печалиться. Но петь и плясать она не станет. Она какая-то шальная или обреченная».