Зеленая

— Непонятно! — Я задумалась, стараясь поточнее выразить свои мысли. В подобных умозаключениях меня что-то смущало. — Рождается ребенок, растет девочка, живет женщина, умирает старуха. Жизнь выходит из ее чресел и начинается снова. Это цикл, а не круг. Так же происходит и у всех растений и животных. У всех в мире, кроме богов.

— Тебя хорошо учили, Зелёная, — с неподдельным восхищением произнес Септио. — Но подумай вот о чем. Ты говоришь, что каждый из нас несет в себе частичку добра. Что, если в нас заключена частичка того самого добра, которое, подобно реке, течет по всей истории, а мы и наши боги — всего лишь семена, чье предназначение — передавать частицы добра следующим поколениям?

Его слова заставили меня о многом задуматься. Хотя я успела пожить лишь в двух землях, я видела моряков, приплывших из многих стран. В каждом месте свои представления о душе. Селистанское Колесо довольно сильно отличается от петрейской веры в жизнь после смерти. Наши представления различаются не во всем. Ни в одном месте не отказывают человеку в существовании души. Ни в одном месте не отрицают добра — даже в таком, где поклоняются жуткому богу боли вроде Чернокрова.

В тот день наша верховая поездка прошла в беседах. Труднее всего мне приходилось, когда я пыталась управлять своей кобылой, но я не сдавалась.

* * *

Ближе к вечеру, когда лошади устали, мы остановились на ночлег на лугу у подножия перевала. Далеко на севере к небу поднимался дым. Речушка, по берегу которой мы ехали, здесь превращалась в крохотный ручеек, зато мы увидели множество заводей. В сумерках, до того как совсем стемнело, я увидела рыбок на фоне песчаного дна. Интересно, как предки этих рыбок забрались так далеко от моря? Может, у рыб тоже имеются маленькие холоднокровные божки, которые что-то тихо шепчут им под водой?

У меня болели все косточки, но сегодняшний переход дался мне легче. Проснулись во мне и иные желания; я то и дело косилась на Септио со смесью признательности и жалости.

Боясь выдать себя, костра разводить мы не стали. Септио обследовал лощину между скал и нашел небольшую пещеру, где никто не жил. Там мы расстелили одеяла и съели холодный ужин.

— Когда мы доберемся до верхней точки перевала, то увидим храм Воздуха, — сказала я, вспоминая карты, которые я так любила разглядывать на Гранатовом дворе. — Место, где мы с тобой сейчас, называется Купалкой Великана. Она переходит в возвышенность, которая ведет на восток, к перевалу Эйриджин.

— Далеко до него?

— Точно не знаю. — Я покосилась на Септио, но лица не разглядела. Он казался лишь бледным пятном в тусклом свете звезд. — Я никогда не бывала в этих краях. Видела их только на карте — как будто с высоты птичьего полета.

— Что ж, — сказал Септио, — совсем скоро мы либо встретимся с людьми Чойбалсана, либо нападем на их след. — Его уверенность удивила меня. — Мы прикинемся паломниками и скажем, что хотим вступить с Чойбалсаном в переговоры.

— Будем надеяться, он нас примет, — буркнула я.

Септио как-то странно посмотрел на меня.

— Каждого из нас защищает свой бог. Тебя охраняет неведомая мне южная богиня. Я посвятил себя служению Чернокрову. Завтра мы облачимся в коричневые одежды и назовемся братьями ордена Пустой Рукояти.

— Что еще за орден? — спросила я, хотя название мне почему-то понравилось.

— По правде говоря, это просто шутка, — смущенно признался Септио. — Раньше, еще до падения Правителя, так между собой называли себя обитатели Храмового квартала. Так мы узнавали друг друга.

А если Чойбалсану известно об этой шутке? Мне стало не по себе, но вскоре я обо всем забыла, охваченная дурным предчувствием.

После того как мы сняли сапоги, Септио вошел в пещеру первым. Спать мы вынуждены были рядом — и из-за тесноты, и чтобы согреться, ведь ночью в горах очень холодно. От Септио веяло жаром; когда я прижалась к нему и обняла, он отдернулся.

— В чем дело? — спросила я.

Он не ответил, но я почувствовала, что его бьет дрожь. Я провела ладонями по его груди, и он едва не забился в судорогах. В порыве озорства и томясь от желания, я погладила его внизу живота и сразу поняла, что он возбужден до предела — застежка на штанах вот-вот лопнет.

— Мы не должны… — начал он, но я заставила его замолчать поцелуем и начала ласкать.

— Я не привыкла лежать с мужчинами, но ты приятен моему сердцу, а сегодня заставил меня о многом задуматься.

— И ты меня тоже, — хрипло прошептал он, хотя я чувствовала, что мысли его блуждают совсем в другом месте.

Скоро я к нему присоединилась.

Любовь с мужчиной оказалась не такой болезненной, как я боялась. В меня вошла живая плоть, а не стекло, не кожа и не металлические игрушки… Я оседлала его, и мы скакали, пока оба не выдохлись.

Наконец я прильнула к Септио и прошептала:

— Ты мой первый маль… мужчина.

— А ты моя первая женщина, — застенчиво ответил он. — По правде говоря, я впервые соединился с женщиной, отдал свое семя… В храмовых ритуалах я всегда был сосудом, в который лили семя другие.

Прижавшись друг к другу, мы завернулись в одеяла и проспали до утра.