Зеленая

Закончив осмотр, Управляющий кивнул госпоже Тирей, которая пряталась где-то у меня за спиной. Затем он сел в коляску и, наконец, посмотрел на меня в упор.

Слезы мои к тому времени высушил ветер. Но глаза щипало; я знала, что глаза будут красными, если он решит раздвинуть мне веки. Меня раздирали гнев и глубокое смущение. Меня учили скрывать оба этих чувства, и я их скрывала. Я притворилась, будто дрожу от холода.

Управляющий посмотрел на меня; я не отвела взгляда. Что-то в его глазах напомнило мне безжизненный серый глаз океанского чудища, которое чуть не лишило меня жизни, когда я прыгнула в море с «Бега фортуны».

Я поняла, где находится источник его власти — по крайней мере, линза, в которую можно заглянуть. Бездушные глаза Управляющего были не более живыми, чем глаза морского чудовища — остекленелые, неподвижные… Мертвые глаза!

Зубы у меня заныли, грудь стиснуло страхом. Когда Управляющий вздохнул, мне показалось, что прежде он совсем не дышал.

— Изумруд! — произнес он громко и отчетливо.

И он уехал; цокали копыта лошадей, гикали солдаты, лязгали мечи. Несмотря на завязанные глаза, охранники не нарушали строя. Покружив, они исчезли. Так вода, кружась, уходит в сточную канаву. Сначала двое охранников проскакали в ворота с поднятыми копьями. За ними проехала коляска; за коляской — остальные охранники.

Миг — и на дворе никого не осталось, словно и не было никогда. Только несколько кучек дымящегося конского навоза напоминали о том, что недавно сюда въезжал кортеж. Навоз, да еще смятение в моем сердце.

Вскоре ко мне, как всегда вперевалку, подошла госпожа Тирей. Пыхтя, она обогнула гранатовое дерево и оглядела меня с ног до головы. На лице застыла почти довольная полуулыбка.

— Что ж, Изумруд, ты прошла.

— Изумруд… — Я перекатывала это слово во рту, как будто оно было именем. Меня называли «девочкой». Прежнее название подходило половине жителей мира. Управляющий. Он назвал меня Изумрудом, чтобы как-то обозначить свое драгоценное приобретение, не более того.

Я не знала, как будет «изумруд» на языке моей родины, поэтому решила, что про себя, на родном языке, стану называться Зелёной. По крайней мере, близко. Кроме того, это слово принадлежало мне, а не людям-опарышам. Пусть для Управляющего я — драгоценный камень; я не забыла своего «нечестивого» чужеземного языка.

Впервые с тех пор, как Федеро встретил моего отца на краю рисового поля, моя жизнь круто переменилась. Я посмотрела в глаза госпоже Тирей и, как ни странно, прочла в них толику сочувствия.

— Что теперь со мной будет?

Она странно сморщилась, а потом долго молчала. Она, конечно, знала ответ и лишь соображала, что допустимо мне сказать, а что — нет. Что ждет меня после того, как мне дали имя и Управляющий взглянул на меня своими мертвыми, мертвыми глазами?

— Все зависит от того, захочет ли Правитель в следующие два-три года получить новую супругу. — Госпожа Тирей грубо ткнула меня пальцем в грудь, поцарапав заскорузлым ногтем голую кожу. — В противном случае тебя, наверное, выкупит какой-нибудь богатый торговец специями.

У меня и до этого на сердце было тяжело, но слова госпожи Тирей до того удручили меня, что я не сумела скрыть дрожи и страха. Отчего-то я решила, что меня возьмет в жены сам Управляющий или я стану женой знатного вельможи здесь, в Медных Холмах. Я давно уже догадалась, что за серовато-голубыми стенами растят женщин, способных стать спутницами правителей. И все же я еще не задумывалась всерьез о собственной участи. И о том, что могу когда-нибудь получить то, что Танцовщица называла словом «власть».

Федеро купил меня не для Управляющего. Точнее, не конкретно для Управляющего. Федеро купил меня для торговли. Для Управляющего я — двуногая, большеглазая скотина. Он не жалел времени и средств на мое воспитание, рассчитывая, что я вырасту красавицей и меня можно будет с прибылью продать.

Федеро купил меня, как скотину; отец продал меня, как шлюху.

«Слова, — твердила я себе. — Все это только слова!» Но слова оказывают большое влияние на жизнь и смерть людей-опарышей, уроженцев Каменного Берега. Я еще давно поняла это… «Изумруд»! На меня навесили ярлык, и я стала еще одним драгоценным камнем в коллекции Управляющего. Не более, не менее.

Я смахнула слезы. Меня жгло незнакомое чувство, которому я пока не могла подобрать названия. Следом за госпожой Тирей я вернулась в свою тюрьму.

* * *

Занятий в тот день не было. Ни наставниц, ни учебы, ни тренировок, ни танцев, ни каллиграфии, ни наказаний — ничего. Впервые с тех пор, как много лет назад я попала на Гранатовый двор, я наслаждалась бездельем.

Сидя у очага в нижней гостиной, я перебирала воспоминания. Стойкий, лягушки в канавах, бабушкино лицо, ее колокольчики, звенящие при каждом шаге буйвола… Я снова и снова вертела в голове воображаемый шелк, отсчитывая дни.

Ничто не помогало. Меня затопила горечь, оттого что я наконец поняла то, о чем догадывалась уже давно: я — никто. За той, кого называли девочкой, Изумрудом или Зелёной — как ни назовись, — нет личности.